anlazz (anlazz) wrote,
anlazz
anlazz

Categories:

Ту-104 самый лучший самолет – или еще раз о прогрессе. Часть вторая

Первая часть данной темы была посвящена иллюстрации происходящего сейчас процесса замедления темпов научно-технического развития. Для этого был приведен пример с разработкой самолета Ту-104 и сравнение его с текущим положением в самолетостроении. Однако, по сути, речь шла не только о самолетах. Бурное появление и внедрение новинок в середине XX века шло по «все фронтам»: от электроники до медицины. (Одно внедрение антибиотиков чего стоит.) Просто в авиации данное явление просматривается наиболее ярко – создание новых типов самолетов в течении двух-трех лет против характерных для нашего времени 5-10 лет, потребного для модификации старых схем. А главное – особенности рынка самолетов позволяет иметь, в общем-то, объективное представление о нынешнем его состоянии. В отличие от других областей, где степень воздействия пиара еще выше. Если бы этот ситуация в авиастроении была аналогична, скажем, ситуации с медициной,  то мы имели бы уверенность, что B-787 является гиперзвуковым межпланетным летательным аппаратом, способным перевозить за раз 10 000 человек, и работающим на ионоплазме…

В общем, славный смысл прошлой части состоит в том, что, в явном противоречии с обыденными представлениями, уровень инновационности общества упал. Когда, по идее, должно было происходить совершенно противоположное: формирование новых научных и инженерных школ, отработка новых методик (те же численные методы сейчас на порядки доступнее, нежели 70 лет назад), да и банальное увеличение общественного богатства (даже РФ сейчас объективно богаче, нежели СССР 1950 годов) являются факторами, благоприятствующими прогрессу.А значит, есть причины, приведшие к столь странному состоянию общества.

И вот тут я хочу привести в пример достаточно интересную  статью , опубликованную Вольфом Кицесом на «Социальном компасе». На первый взгляд может показаться, что она посвящена совершенно не связанной с данной проблемой теме, но это не так. Если кратко, то смысл статьи состоит в том, что в животном мире существует реакция особи на присутствие представителей своего вида:
«…Исследовали, когда таракан будет бежать быстрее от старта к финишу – когда он совершенно один или когда рядом, как зрители на трибуне, присутствуют другие сородичи (для этого несколько тараканов сажали в прозрачную пластиковую коробочку рядом с трубкой). Оказалось, в присутствии других тараканов бегун выполняет свою задачу значимо (и значительно) быстрее…»
Данный механизм, как не странно, прекрасно переносится и на людей (в указанной статье приводятся примеры исследований). Все это позволяет сказать, что подобные механизмы универсальны для всех более-менее развитых живых существ (об этом будет сказано ниже).

Однако при дальнейшем исследовании было установлено, что указанный механизм работает не всегда. А именно: 
«…если задача трудная, люди и животные справляются с ней существенно хуже, если вынуждены действовать на глазах у сородичей, чем когда они действуют в одиночку.»
Т.е., существует реальная разница в выполнении простой и сложной работы. Если для выполнения простых и монотонных действий присутствие сородичей порождает что-то, что выступает стимулирующим фактором, то для сложной характерен обратный процесс. Подобная закономерность, кстати, для человеческого общества была выявлена довольно давно – где-то с периода Античности. А именно – человек, занятый умственным трудом, действительно, лучше всего справлялся с этим в одиночку. Мало какой мыслитель, поэт или художник занимался своим творчеством на людном месте – как правило, для этого требовалось уединение.

Подобная особенность привела к популярной метафоре «башни из слоновой кости», означающей элитарность и отделенность творчества от масс. Но разумного объяснения этому не было – если не считать всевозможные идеи «избранности» и т.д.. Еще хуже было то, что потребность в творческом труде давно уже переросла возможность «индивидуального творения», она требовала коллективной деятельности. А значит, идея «башни из слоновой кости»  устарела. В конце XIX начале XX века все это привело к многократным попыткам «вытащить» творческий труд из «индивидуальной норы», к попыткам создания идеи коллективной работы.

Впрочем, к этому времени существовали реальные методы, позволяющие это сделать. Правда, речь идет не об искусстве, а о науке (и немного, о технике), где уровень решаемых задач к этому времени стал непосилен для творца-одиночки. А, следовательно, где-то со второй половины XIX века работа в данной сфере стала все больше «перемещаться» из личного пространства «одаренной личности» в общественную сферу университетский кафедр и лабораторий, в мастерские промышленного производства. Именно тут лежат зачатки того процесса, который впоследствии привел к явлению, известному нам, как как научно-технический бум XX века.

* * *

Для понимания его еще раз вернемся к указанной статье. Как можно понять, разница в реакции индивида, занятого простой и сложной работой на присутствие «соплеменников», связана с разницей в том, что можно назвать социальным возбуждением (для животных – просто возбуждением), приводящим к усилению доминирующей реакции в совокупности с блокированием всех остальных проявлений нервной деятельности. Иначе говоря, можно сказать, что речь идет о разнице в отношении к стимулированию: при простом труде стимулирование оказывает благоприятную (по отношению к решаемой задаче) роль, т.е., «застимлированный» субъект ее решает лучше. Однако по отношению к сложному труду, требующему одновременного охвата нескольких областей деятельности, стимулирование действует противоположно.

Проще говоря, то, имея бригаду землекопов, можно получить ускорение их работы путем активной стимуляции. Разумеется, в известных пределах – даже самое интенсивное стимулирование не позволит превысить предел физических возможностей. (Стать подобными экскаватору землекоп не сможет никогда.) Но, в целом, сама мысль о том, что, повысив «активность» занятых простым трудом, можно увеличить «полезный выход», по крайней мере, не лишена смысла. Кстати, стимулом может выступать не только страх перед конкурентами (как у животных) – это может быть, например, материальное вознаграждение (премия). Или – стремление избежать наказания (как для рабов в древности – пусть плохо, но работало). Или, даже, «моральная стимуляция» - т.е., агитация и пропаганда, апелляция к «благу Родины» и другие подобные вещи. Особого значения все это не имеет.

Но вот перенести подобную методику на людей, занятых сложным трудом, невозможно. Т.е., если мы заменим бригаду землекопов бригадой ученых, то все наши потуги «улучшить» их деятельность окажутся бессмысленными. В лучшем случае, они не принесут никакого результата, в худшем же это может вызвать полную деградацию коллектива. Опять же, при любой форме стимуляции –  деньгами,  угрозами, агитацией и пропагандой. В любом случае она является одинаково бесполезной.

Однако, как не странно, существует способ, могущий увеличить эффективность «сложной деятельности». В той же статье показан особый эффект «социального расслабления», как раз и приводящий к подобному. Суть «социального расслабления» состоит в том, что в условиях, когда индивид не видит в окружающих конкурентов, держащих его в постоянном напряжении, его способность к сложному труду возрастает. А вот способность к простому – падает. Кстати, последнее давно уже известно, и довольно часто используется в полемике со сторонниками коммунистических идей. (знаменитый эффект перетягивания каната) А вот первая часть обычно оказывается неизвестным – в связи с чем сторонники «конкурентного общества» оказываются в несомненным выигрыше. Однако, как уже сказано выше, вся мощь научно-техническая современного общества основана как раз на использовании «социального расслабления».

Дело в том, что те же «университетские кафедры», указанные выше, и были теми самыми «островками» низко конкурентного общества в высоко конкурентном мире. Просто потому, что где-то до середины XX века само обладание высшим образованием являлось фактором, выводившим субъекта из рамок борьбы за свое существование. Образованных людей было мало, что что человек, окончивший университет, мог найти себе достаточно оплачиваемую работу (разумеется, не всегда и не везде, но для основной массы это было так). Даже тогда, когда образованный человек считался «бедным», это была не та бедность, которой характеризовались «низшие слои» общества. Все это позволяло создавать на пресловутых «кафедрах» намного более терпимую друг к другу «атмосферу», нежели это было характерно для общества в целом. Нет, конечно, «интриги» существовали, но именно, как интриги, т.е., как отклонение от нормы. В целом же ученые относились друг к другу довольно по «джентельменски». 

То же самое, пускай и в меньшей степени, можно сказать и об инженерной среде. Нет, конечно, в связи с большей близостью с высокоинфернальной сферой бизнеса, инженерам было сложнее поддерживать «мягкую» атмосферу (однако и задачи у них были проще, более типовые - т.е. ближе к пресловутому простому труду). Тем не менее, на начальном этапе развития, когда и требовалась большая степень инновационности, как правило, речь шла о небольшом коллективе единомышленников, еще не «разорванном» силами конкуренции (что являлось неизбежностью на более поздних этапах). Подобные «микроколлективы», кстати, выступали двигателями прогресса до последнего времени: самый известный случай – «содружество» Джобса и Возника.

* * *

«Ахиллесовой пятой» данной системы выступала «проблема масштабирования». Иначе говоря, пока уровень затрат на инновации был невелик, все было прекрасно. Но, как только потребности для сложного труда превосходили некоторый предел, для него требовалось все большее взаимодействие с «коммерческим» или «государственным миром», основанным на иных ценностях. И конечно, данное взаимодействие разрушало «зону комфорта» для сложного труда, приводя к падению инновационности и т.д. Единственной страной, которая смогла преодолеть данный барьер, стал СССР. В нем стремление к ограничению конкуренции (пуская и недостаточный), привело к тому, что свойства «группы единомышленников» смогли сохранить организации, давно превысившие численность в несколько человек. К примеру, указанное КБ Туполева, которое самостоятельно (до получения государственного задания) работавшее над проектом гражданского реактивного самолета, действовало именно так. Подобное можно сказать и о многих организациях, занимавшихся космической, ракетной, ядерной, компьютерной и иными высокотехнологичными отраслями.

Этот самый мир низкоотчужденного труда, «мир Понедельника» и стал тем механизмом, что вывел Советский Союз в научно-технические лидеры послевоенного мира. Более того, именно это явление смогло, посредством «теневого воздействия», обеспечить развитие прогресса не только в Союзе, но и по всему миру. При  этом речь шла не только о развивающемся научно-техническом соперничестве сверхдержав, но и том, что указанная «тень» провоцировала появление на территории «геополитических противников» структур, имеющих пониженный уровень конкурентности. (Например, та же американская программа «Аполлон»). Как раз в этом и лежит основание того высокого уровня развития во многих областях середины XX века, о котором шла речь в первой части. И напротив, где влияние «тени СССР» было слабым, особого прорыва не произошло.

При этом не стоит забывать про то, что в сфере «простого труда» успехи СССР были не столь очевидными. Нет, конечно, и тут Советский Союз достигнул довольно высокого уровня развития, тем более, что развитие науки и техники означало «переформатирование» всего общества. Но общий уровень эффективности тут был намного меньше, нежели в высокотехнологичной сфере. Самое главное, что можно вывести из данной особенности, является то, что условия для получения эффективного простого и сложного труда, во многом, противоположны. Т.е. методы, прекрасно действующие по отношению, к тем же условным землекопам, для ученых и инженеров более чем не пригодны. И, напротив, для многих простых задач гораздо более подходящими оказываются самые примитивные методы стимуляции, к примеру, страх перед наказанием или стремление к материальным благам.

В рамках выбранной темы наиболее интересным кажется первый случай (Второй надо разбирать отдельно, в плане понимания ситуации в СССР.). А именно – ситуация, когда  при работе с людьми, занятыми сложным трудом, начинают применять методы, эффективные для труда простого. К сожалению, тут мы имеем дело не только с неэффективным, но и абсолютно предсказуемым путем, связанным, как это не странно, как раз с высоким уровнем прогресса, достигнутым обществом. С тем, что развитие общественных наук (вследствии общего научного подъема) неизбежно привело к разработке теорий управления людьми. И, понятное дело, без учета сложности труда: т.е то, что прекрасно работало «на землекопах» (или на «конвейерных рабочих») призналось годным для работы с инженерами и учеными.

Данное совершенно естественное предположение привело к тому, что уже несколько десятилетий в современном обществе идет непрерывное и последовательное внедрение современных методов стимулирования в научной и технической среде. С вполне понятными результатами. Особенно характерно это для сферы науки, где подобные изменения привели к разрушению указанной выше «комфортной», «джентельменской» атмосферы университетских кафедр, в сторону динамичной и конкурентной среды современного мира. Этот процесс не является особенностью какой-либо отдельной страны – рано или поздно, но он приходит в любое место. Вместо «средневековой корпорации» научные кафедры превращаются в современные рыночные предприятия, и единственным фактором, влияющим на положение ученого, становится его эффективность. Это, по идее,  должно дать  результаты, намного превосходящие те, что давала «архаичная», прежняя модель.

Поэтому неудивительно, что эффективность науки возрастает. Количество публикаций увеличивается по экспоненте, степень цитируемости растет, международные конференции плодятся, как кролики. Правда, «реальный выхлоп» данного процесса, выраженный в изменении текущей реальности, как странно соотносится со всем этим великолепием. А именно – под «ворохом» прекрасно реализованных презентаций и деклараций мы почти не можем разглядеть чего-то такого, что ведет к изменению текущей реальности, к улучшению существующего мира. Т.е., того, что является базовой особенностью науки XX века. При отбрасывании рекламных картинок единственное, что можно увидеть – так это то, что идет «оттачивание» тех технологий, которые были созданы лет пятьдесят назад (например, в микроэлектронике или фармацевтике). В лучшем случае. В худшем – речь идет об утере уже существующего, как, например, случилось с гражданской авиацией, где исчезла возможность сверхзвуковых полетов. Или, что намного страшнее, в той же эпидемиологической медицине, катастрофический фейл которой с лихорадкой Эбола показал, что речь идет об утере технологий не полувековой, а, пожалуй, вековой давности (т.е., сейчас нет возможности организации полноценного карантина). Что будет в том случае, если появится не столь экзотическая болезнь, а заболевание с реально высокой вирулентность, лучше не предполагать…
* * *

В общем, итог всего сказанного состоит в том, что современное непонимание разности между простым и сложным трудом является причиной крайне неприятной стагнации в важнейших для человечества областях. Стремление подвести всех под одну «гребенку» стимуляции, характерное для современной неолиберальной мысли, оказалось не только не способным к качественному улучшению общества, но и приводит к очевидному разрушению имеющихся, благоприятных для сложного труда, сфер. Подобное можно отнести не только к научной, но и к технической деятельности, так же постепенно почти полностью «перекочевавшей» в сферу бесконечного пиара и презентаций. А так же, к тому, что мы называем «художественным творчеством». Впрочем,  в отличие от научно-технической мысли, тут человек так и не смог преодолеть идею «башни из слоновой кости» и перейти к созданию благоприятной для творчества среды. И, следовательно, в этой области не было взлетов, сходных с тем, что было в науке и технике. 

Результатом данного процесса выступает то, что возможности для поистине революционных открытий и изобретений, потенциально стремятся к нулю. Это значит, что современная экономика постепенно становится «чистой» игрой с нулевой суммой (в самом лучшем случае). Что это значит, в общем-то понятно (модель – «пауки в банке»). Однако, ко всему прочему, развитие ситуации подобным образом уничтожает даже малейшую возможность выхода из кризиса: вероятность локального создания благоприятной для сложного труда среды, свободной от конкурентного давления, стремится к нулю. Поскольку малейшие ее «зародыши» неизбежно будут уничтожены возрастающим давление «внешнего мира». Условно, если что-то пока «не приватизировано», то оно будет «приватизировано» неизбежно, не имея сил защититься от становящихся все более голодными «хищников». Данная ситуация означает системный кризис современной цивилизации, как таковой. Попадание в системную ловушку, выхода из которой - в рамках традиционных представлений - не видно...

Ну, а выводы из всего этого стоит делать соответствующие…
Tags: кризис которого нет, наука, теория, техника, технологические ловушки, футурология
Subscribe

  • Цивилизация понтов

    Итак, как было сказано в прошлом посте , современное общество в целом достигло такого уровня развития, при котором не только "первичные жизненные…

  • Про Аргентину, правый поворот и перевернутый мир

    Кстати, на фоне текущей феерии Трампа мы как-то подзабыли про другого политика подобного толка - аргентинского Милей. А ведь на самом деле последний…

  • Чем Трамп лучше Байдена?

    Товарищ Коммари спрашивает: "Будет ли лучше для человечества - включая Россиюшку, если в США, которые были, есть и будут главным империалистическим…

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 85 comments

  • Цивилизация понтов

    Итак, как было сказано в прошлом посте , современное общество в целом достигло такого уровня развития, при котором не только "первичные жизненные…

  • Про Аргентину, правый поворот и перевернутый мир

    Кстати, на фоне текущей феерии Трампа мы как-то подзабыли про другого политика подобного толка - аргентинского Милей. А ведь на самом деле последний…

  • Чем Трамп лучше Байдена?

    Товарищ Коммари спрашивает: "Будет ли лучше для человечества - включая Россиюшку, если в США, которые были, есть и будут главным империалистическим…