Помню, как в детстве я читал какую-то книгу – что-то из русских писателей первой половины XIX века - и увидел там характеристику немцев, как народ романтичный и сентиментальный. И совершенно естественно, что это меня очень сильно удивило. Почему – можно легко догадаться: про романтизм, как художественное течение, в то время я даже не догадывался, о Гейне, Шиллере или Гофмане имел крайне смутные впечатления. Но дело даже не в этом. Во время моего детства первой ассоциацией с немцами выступали не Шиллер с Гейне, и даже не Гете с братьями Гримм. Не говоря уж о великой немецкой философии. В то время все было проще: немцы ассоциировались то ли с огромной военной машиной, напавшей на нашу страну в 1941 году. То ли с государством, производящим всевозможные технические достижения – причем, это можно было сказать и о ГДР, и о ФРГ.
Одно оставалось неизменным – в любом случае Германия выглядела, как страна высокого научного и технического уровня, а главное – знаменитого немецкого порядка. Ordnung’а. Собственно, соотнесение немцев, «порядка» и техники, являлось для позднесоветского времени более, чем привычным – это «клише» возникло еще задолго до Второй Мировой войны. А точнее – еще до Первой Мировой. Мысль о том, что германская нация представляет собой некое подобие хорошо отлаженной технологической машины, стало популярным где-то в конце XIX века. Именно тогда, пораженные необычайным технологическим рывком Второго Рейха, европейцы приступили к созданию идеи, впоследствии выразившейся в пресловутой концепции «фаустовского человека». (Термин был окончательно сформулирован Шпенглером сразу после Первой Мировой войны, в работе «Закат Европы».) И хотя «фаустовский человек», в общем случае, соотносился со всеми европейцами, максимальную «концентрацию» данного образа видели именно в Германии.
* * *
Этот самый, «фаустовский» образ данной страны и стал основанием для более чем векового ее восприятия. (Как уже говорилось, образ появился ранее, нежели его название.) Самое интересное тут, наверное, то, что в указанном образе практически чистый романтизм Гете оказался «переработан» в свою полную противоположность – в торжество рациональности, деловитости и «практического духа».( Иоганн Вольфганг очень сильно удивился бы узнав, с чем ассоциируют его героя.) Впрочем, это не удивительно – если вспомнить, что представляла из себя Германия периода популярности концепции «фаустовского человека». Это была динамичная, быстро растущая – быстрее всех в то время – экономика. Причем, в отличие от «окружения», основанная не столько на колониальном господстве, сколько на том, что сейчас принято именовать «инновации». Германская научная и, в особенности, техническая школа ценится и сегодня – что, впрочем, уже не соответствует реальности. Но в конце XIX – начале XX века никакого скепсиса по отношению к данному фактору быть не могло – немецкие ученые и инженеры уверенно лидировали даже по отношению к более «старым» своим коллегам из Великобритании и Франции. А по скорости технических нововведений Германия вообще не имела себе равных. (И не только технических – то же самое централизованное планирование, что так любят упоминать в СССР, впервые на практике было реализовано именно тут. Да и вообще, не даром возникло в свое время понятие «прусский социализм».)
Впрочем, если уж сказали «А», то следует сказать и «Б». А именно – а именно, упомянуть о том, какой же фактор стоял за данным научно-техническим первенством. Что, собственно, позволило «государству романтиков» превратиться в передовую империалистическую державу. Что смогло изменить заросшие травой и цветами германские городки, где мирно, год за годом, протекала жизнь бюргером? Где свиньи спокойно рылись на городских площадях, а захудалые потомки некогда великих родов мерзли по своим, превращающимися в живописные развалины, замкам. Где в университетах вещали по латыни истины, приевшиеся еще лет двести назад, а основным занятием студентов была выпивка и дуэли на шпагах. Впрочем, не стоит осуждать их за это и представлять лодырями и тупицами – просто приложить свои способности в затхлой атмосфере аграрной страны им было попросту негде. В самом лучшем случае, они могли «наследовать» отцовское место мелкого служащего или иной «интеллектуальной обслуги» не очень активного капитала, или же попасть в чистые паразиты в виде княжеских чиновников. Поэтому ожидать какой-либо особо бурной интеллектуальной жизни от жителей данной державы было бы смешно.
Впрочем, какая-такая держава? Ведь мы забыли самое главное – до самой середины XIX века государства Германия попросту не существовало? А само данное слово обозначало нечто подобное современному «бывшему СССР». Т.е., некое место, территорию, именуемую официально Священной Римской Империей Германской Нации. История этой «Священной Римской» империи уходит глубоко в века – данное образование было утверждено франкским королем Оттоном 1 еще в 962 (!) году, как прямое продолжение Империи Карла Великого! В течение нескольких столетий данное феодальное государство было достаточно сильным, и даже, в определенной степени, прогрессивным – однако к началу XIX века это была уже откровенная архаика, вызывающая у более «прогрессивных» наций лишь воспоминание о далеком прошлом. Что стоили все эти Баварии, Мекленбурги, Гессены, Силезии и т.п. в период торжества капиталистических отношений, прекрасно показали Наполеоновские войны. Собственно, из всей этой «германской мелочи» можно было выделить лишь одно «нормальное» государственной образование – это, разумеется, Королевство Пруссия.
Именно оно и стало «зародышем» того, что впоследствии стало Вторым Рейхом или Германской Империей – т.е., Германией в современном понимании. Однако для того, чтобы это произошло, Пруссия должна была проделать долгий путь от феодального Брандербургского курфюрства, через «классический период» Фридриха Великого до того момента, когда Отто фон Бисмарк был назначен королем Вильгельмом 1 в качестве премьер-министра государства. И только с этого момента и можно стало вновь говорить о Германии, как политическом субъекте: вначале о Северо-Германском союзе, а затем – о Германской Империи. Именно это объединение и дало немецкому капитализму самое главное, тот самый «фактор Х», который и превратил бывшее пыльное захолустье Европы в передовую империалистическую державу. Общий рынок – то, что всегда и везде является альфой и омегой капитализма. (А следовательно – разрушение общего рынка при сохранении капитализма означает полнейшую деградацию социума. Впрочем, это уже иная тема.)
Ликвидация средневековых границ между немецкими княжествами и формирование общего экономического пространства, позволило германскому капитализму использовать накопленный веками капитал. Причем, не только финансовый, но и человеческий – та же немецкая классическая философия показывает, что он был высоким, несмотря на указанную выше косность классического образования. Туго затянутая пружина распрямилась, и германский капитализм начал свое победное освоение огромного, еще слабо занятого пространства. Можно сказать, что это было практически идеальное «попадание» - с одной стороны, все капиталистические «технологии» уже были наработаны, капитал, как было сказано, уже накоплен. А иностранного освоения не было. Поэтому судьба Германии была предопределена –ее ожидало блестящее будущее. (А вместе с ней была предопределена судьба Европы, гораздо менее блестящая - но об этом несколько позднее.)
* * *
Может показаться, что мы «докопались до самой сути» германского «экономического чуда» XIX века – но нет! Все вышесказанное – это только начало. Ведь, указанные возможности могли существовать только при одном условии – если бы Германии дали бы образоваться. Ведь пресловутое Королевство Пруссия, в момент, когда оно начало свое «превращение» во Второй Рейх, было далеко не гегемоном в Европе. В том числе и в военном смысле. Да, у нас принято восхищаться «Старым Фрицем» и его армией – однако это восхищение, в общем-то, связано с «локальными особенностями» российской истории. (Как с тем, что два императора – Петр III и Павел I – были «пруссоманами», так и тем, что «русские прусских всегда били», а битье слабого противника, как известно, не увеличивает славы.) В реальности же сам Фридрих Великий прекрасно понимал свою «региональность», и особенно не лез за пределы своего «окна возможностей». И правильно делал – те же Наполеоновские войны, как уже было сказано, прекрасно показали, чего в реальности стоит хваленая прусская армия.
И ведь это – самое развитое, без шуток, из немецких государств. Что же говорить о какой-нибудь Саксонии или Гессене? Поэтому совершенно очевидно, что единственная гарантия существования этой самой «геополитической мелочи» состояла в «милости сильных». Правда, основная проблема тут в том, что эта самая «милость сильных» не существует в природе. Господствующая тысячелетиями иерархическо-конкурентная структура человеческого общества просто не позволяет ей быть: сильные потому и сильные, что «пожирают» всех, кто слабее. Так какой же смысл им – великим державам первой половины XIX столетия – был давать Пруссии «карт-бланш» на то, чтобы обрести столь желаемый «общегерманский рынок»? Почему эти самые державы просто не поделили его между собой – и не воспользовались уже указанными преимуществами? Ну ладно, Российская Империя с ее «императором-идеалистом» тут еще хоть как-то объяснима. (Хотя и с ней не все просто) Но Великобритания, прожженный хищник? Или Австрия – страна, столетиями заявлявшая о себе, как о гегемоне «немецкого мира» - почему она не пошла по пути превращения лоскутной империи в Империю настоящую? Из-за доброты душевной?
Отнюдь нет. Вовсе не доброта стала гарантией буквального «подарка», сделанного «державами-победительницами» Пруссии и, по сути, Германии в первой половине XIX века. Напротив, время, когда это было сделано, было весьма недоброе. Еще совсем недавно новопровозглашенный Император Франции сумел навести грандиозный «шухер» по всей старушке-Европе. До тех пор, пока его армия не сгинула на бескрайних российских просторах, этот политический деятель успешно громил все известные европейские державы, до которых мог дотянуться. Это крушение «старых порядков» настолько потрясло многих европейцев, что они увидели в происходящем Конец Света, а в торжествующем «узурпаторе» - Антихриста. Впрочем, на самом деле, причины происходящего были более банальны – молодой французской буржуазии был нужен как можно более широкий рынок. Поэтому она щедро платила Бонапарту за то, что он реализовывал эту самую мечту. Все остальное – включая «наполеоновские амбиции» полководца – по отношению к данной причине, вторично. И даже его конец, связанный с бесславным походом в Россию, и то, определяется той же причиной – а именно, нежеланием последней поддерживать «Континентальную блокаду», т.е., переориентировать свою торговлю с Англии на Францию. В итоге, правда, оказалось, что победить нашу страну несколько сложнее, нежели ту же Пруссию – и незадачливый император в конечном итоге был сослан на Корсику, а созданный им «франкоцентричный рынок» утилизован прежними хозяевами.
* * *
Правда, вернуться в донаполеоновскую эпоху не удалось. Собственно, вот тут и лежит тот самый ключ, который может объяснить причину «немецкого чуда». На самом деле, все действия «держав-победительниц» (ну, может быть, за исключением феодальной России) были направлены только на одно – на то, чтобы обрести как можно большую часть этого самого рынка. Но одновременно это значило и направленность на недопущение увеличения «рыночной доли» соседей. Не дать появиться «новому Наполеону» - именно таким был лейтмотив действий держав «эпохи Конгрессов». Именно поэтому и было решено сохранить раздробленность и одновременно, «самостоятельность» Германии – потому, что объединение ее под «гегемонией» любой страны значило бы однозначное получение этой страной однозначных конкурентных преимуществ. Разумеется, внешне все это могло маскироваться под пресловутый «принцип легитимизма», под «восстановление исторической справедливости», но основой было именно указанное стремление каждого участника «антинаполеоновской коалиции» к созданию системы «сдержек и противовесов» друг против друга.
Именно благодаря этому Пруссия, как глава Германского, а затем, Северогерманского Союза, смогла начать процесс, который завершился созданием Второго Рейха. Именно «второстепенность» этой страны и стала ее главной силой – значительные игроки «европейского Концерта держав», включая Великобританию, видели в усилении Пруссии гораздо меньшие издержки, нежели в противодействии данному усилению. Собственно, именно этот фактор и определил все дальнейшие «телодвижения» участников данного «концерта», включая самое главное его событие – Франко-Прусскую войну. Ведь до самого ее конца некто, включая самого главного проигравшего – Наполеона III – даже предположить не мог, что второстепенная держава сможет победить одного из претендентов на мировую гегемонию. (Причем, занимающего это место в течение нескольких столетий.)
В общем, можно сказать, что Германия появилась потому, что Европа не желала появления новой Франции. Впрочем, сюда можно добавить еще и стремление сломать гегемонию Российской Империи в Южной и Восточной Европе, вылившееся впоследствии в знаменитую Крымскую войну. (Кстати, с активным участием того же Наполеона III, что так эпично огреб от немцев полтора десятилетия спустя.) В принципе, этой информации уже достаточно для того, чтобы понять один из важнейших принципов Истории – а именно, невозможности установления монополии чего-либо. Этот принцип, в общем-то, применим к любой системе, а не только к межгосударственной политике, но именно тут он получает прекрасную иллюстрацию. Европейские державы так опасались усиления друг друга, что «проморгали» не просто страну, а целую Империю, не только получившую огромный внутренний рынок, но и оказавшуюся имеющей способность определять судьбу всего мира на целое столетие. Собственно, две Мировых войны, фактический распад Британской Империи – гегемона XIX столетия, прекрасно показывают, что стоят все политические теории, если они не учитывают эту особенность. (Ну, можно упомянуть еще и рухнувшие Османскую и Австро-Венгерскую империи, но их распад выглядит гораздо менее эпично. Что же касается империи Российской, то она, как можно легко понять, не распалась, а трансформировалась в СССР.)
* * *
Собственно, то же самое мы наблюдаем в настоящее время с Китаем. Последние десятилетия Запад вообще, и США в частности, настолько были увлечены как недопущением появления нового СССР (на базе России), так и противодействием друг другу в плане утилизации «советского наследства», что не заметили нового экономического гиганта. Это не удивительно - все внешнеполитические институты развитых капиталистических стран, включая знаменитый Госдеп, в течение десятков лет «затачивались» именно под «советскую угрозу». Поэтому они просто не могли обращать внимание еще и на Китай - так же, как в течение позапрошлого века не обращали внимание на Германию. А когда обратили - то оказалось уже поздно, «Азиатский Гигант» не просто стал мощнейшей экономикой в мире, но и практически обрел свою технологическую независимость. По сути, загнать обратно в «стойло» Китай невозможно! Впрочем, как уже было сказано вначале, нам интересно не столько геополитический аспект данной проблемы, сколько ее «общесистемное» значение. На самом деле, ведь указанную закономерность можно отнести и на более интересные ситуации. Но обо всем этом будет сказано несколько позднее…
