anlazz (anlazz) wrote,
anlazz
anlazz

Categories:

Об эстетике и технологии. Часть вторая.

В прошлой части частично была рассмотрена проблема неудачи советских конструктивистов в плане воплощения своих планов в жизнь. Эта неудача была связана с абсолютно объективными причинами – а именно, со слабым технологическим развитием страны. Но, тем не менее, большей частью и современников, и потомков, она была воспринята, как следствие недостатков самих конструктивистов. И - если говорить более широко – как следствие недостатков самого советского общества 1920 годов. Но действительно, есть ли смысл обращаться к данной эпохе, если большая часть ее порождений так и не смогла войти в жизнь? Причем, это касается не только архитектуры или искусства, но и, значительной части того, что может быть обозначено, как «стиль жизни». (Разумеется, говоря о «стиле 1920», следует понимать вовсе не жизнь «нэпманов». С последними как раз все просто: их стиль – это вырождение. А вырождения и сейчас достаточно.)

Но на самом деле – стоит. Поскольку в реальности описанная неудача является исключительно мнимой, связанной с некоторыми особенностями человеческого мышления. И на самом деле, 1920 годы стали не чем иным, как временем «закладывания будущего», формированием трендов, которые определили жизнь человека на последующее столетие. И не только в нашей стране. Поэтому обращение к «советскому стилю» можно рассматривать, как обращение к некоему ключу, дающему ответ на многие вопросы. Впрочем, обо всем этом будет сказано чуть позднее…

* * *

Так что же это такое – советский стиль? Чем он отличается от всего остального и почему к нему стоит присмотреться внимательно? И, самое главное, чему он может нас научить? Для того, чтобы ответить на эти вопросы, следует понять один важный – а точнее, важнейший – момент. А именно – то, что в советском обществе отсутствовал один очень важный элемент современного мира. А именно – заказчик. Тот самый «хозяин», об отсутствии которого было принято грустить в позднесоветское время, а так же видеть в нем способ избавления от всех существующих проблем. (Правда, стоило «хозяевам» вернуться – и сразу стало понятно, что эти самые «проблемы» представляли из себя лишь жалкую тень реальных бед.) Разумеется, это «избавления от хозяев» было неполным: достаточно часто в качестве «заказчиков» выступали государственные организации. Но эти государственные заказы имели существенное отличие от заказов частных: а именно, при всем прочем данные заказчики не стремились к выделению себя из общей массы «любой ценой».

А ведь именно это издавна было одной из самых важных факторов, влияющих на архитектуру. До сих пор пресловутая «индивидуальность проекта» преподносится, как одно из важнейших его преимуществ. Хотя, если честно, в значительной мере это преимущество весьма сомнительное. Дело в том, что здание – не важно, жилое или хозяйственное – в большинстве случаев не представляет собой «сферического коня в вакууме». Т.е., некое не связанное с окружающей реальностью сооружение, имеющее исключительную самоценность. Нет, конечно, встречаются и такие постройки – к примеру, отдельно стоящие виллы, поместья и т.д. (В «советском варианте» - дачи и санатории.) Однако большую часть архитектурных сооружений занимают здания иного рода – такие, которые могут «работать», лишь взаимодействуя с окружающей средой. К примеру, банальный жилой дом, как правило, предполагает наличие мест, где его жильцы могли бы работать, а так же, покупать продукты, учить детей и т.д. Ну, и разумеется, по большей части все вышесказанное относится не к одному дому – а к группе домов.

Поэтому проектирование отдельных строений – это, по сути, профанация задач архитектуры, как таковой. И хорошо еще, если только с эстетической точки зрения. Но очень часто только эстетической эклектикой дело не ограничивается, в результате чего новые строения возводятся там и так, как это выгодно заказчику – а жильцы и государственные службы получают от этого лишь огромную порцию «геморроя». Примеров тому уйма – начиная от пресловутой «уплотнительной застройки», приводящей к очевидному ухудшению жизни всего квартала, и до популярных сейчас «новых микрорайонов», составленных исключительно из одних высотных «башен». В любом случае подобная застройка ведет к одному – к тому, что граждане испытывают вечный дефицит любых социальных услуг (от детского сада до больницы) и вечную необходимость стояния в пробках. Но ничего не поделаешь: такова закономерная плата за главную цель, движущую «хозяином» -- а именно, стремление заработать побольше денег. Впрочем, как правило, эти самые «хозяева» и для себя строят через известное место – поскольку система-то одна и та же. Но все эти недостатки современного строительства надо разбирать отдельно – поскольку тут речь идет о совершенно ином. А именно – о том, что данная система является противоположной тому, что получило свое зарождение в 1920: системе проектирования ансамблей.

* * *

Разумеется, ничего нового в этом нет – еще античные авторы старались планировать целые города, а уж в Новое Время это стало мейнстримом. Правда, при всем этом, за пределы «бумаги» подобные планировки выходили редко. Как правило, новые города ставились по генпланам, но чем дальше – тем больше они «расползались» в соответствии с бесконечными «хозяйскими требованиями». И очень редко, как, к примеру, в Санкт-Петербурге – системное отношение к планированию выдерживалось достаточно долго. (Кстати, именно по этому фактору Петербург отнесен к Всемирному наследию.) Но и в этом случае системность была весьма условная – ограничивались лишь некоторые «параметры», в основном, эстетические (высотность, окраска, очень редко - стиль) или функциональные (нельзя строить коровники на Королевской площади). Настоящая работа с ансамблями существовала лишь в головах архитекторов – да и то, она никогда не выходила за пределы внешних границ здания.

Впрочем, еще более важным тут является то, что сам образ жизни обитателей зданий, их повседневные действия – начиная с работы и заканчивая, извините, отправлением естественных надобностей – вообще не являлся вопросом рассмотрения. Как они живут, что делают – все это было на уровне «природных явлений» - т.е., вещей неизбежных и неустранимых. И вот тут-то мы и подходим к основной сути «конструктивистской революции» - того самого переворота, что совершили конструктивисты в архитектуре. Конструктивистские проекты изначально рассчитывались на создание не просто зданий, и даже не просто ансамблей – а целых комплексов, вмещающих в себя, помимо жилья, так же фабрики-кухни, столовые, детские сады, прачечные и т.д. Все это должно было полностью поменять быт жильцов, превратить их из забитых бытом и неудобствами мещан в свободных граждан нового мира. А это, собственно, было намного важнее отказа от ордера и перехода к «игре с формами».

И все это при том, что конструктивисты, как правило, не были коммунистами – в смысле, членами ВКП(б). Но уверенность в необходимости изменения жизни была настолько распространена в обществе, что даже не коммунисты оказывались, практически, едиными с Советской властью по поводу необходимости подобных действий. Наверное, именно это «соединение» придавало конструктивистам надежду на то, что их планы будут воплощены в жизнь. Правда, в реальности оказалось, что наличие цемента или подъемных кранов влияет на архитектуру сильнее, нежели мнение властей. Да и вообще, указанные изменения выходят далеко за пределы не только архитектуры, но и всех известных тогда способов взаимодействия с реальностью. Поэтому конструктивистский «Рай», с его фабриками-кухнями и развитым трамвайным движением остался лишь в мечтах и «бумажных проектах», а реальная строительная деятельность оказалась продиктована более прагматичными планами.

* * *

Собственно, все вышесказанное является характеристикой не только конструктивистов – но и всех 1920 годов. «Планов громадье», охватившее самых разных людей – от художников до политических деятелей – столкнулось с реальной неразвитостью страны. Огромная, населенная множеством самых разных народов территория, казалось, просто обязана была поглотить всех этих идеалистов, переварить их и превратить все прекрасные планы в вечное азиатское болото. Собственно, большая часть сочувствующих Советской власти людей предрекали именно этот сценарий. (К примеру, Герберт Уэллс, который, вдобавок, обозвал Ленина «кремлевским мечтателем». ) А несочувствующие, напротив, радостно предвкушали подобный момент – и готовились торжественно вступить в страну, легко сковырнув разложившуюся в этом «черном безмолвии» Советскую власть. Однако в реальности все получилось совершенно наоборот – это небольшая группа новаторов смогла убедить и изменить огромную, казавшуюся неповоротливой, крестьянскую массу. Превратив ее в рабочих, инженеров, ученых современной и развитой страны.

Но произошло это отнюдь не так равномерно и прямолинейно – как это казалось вначале. Напротив, данный процесс можно было сравнить с причудливым и прихотливым течением воды – когда кажется, что все зависит исключительно от «местных условий», и любой куст или камень может изменить этот процесс в любую сторону. Но, при этом в реальности этот процесс определяют железные законы природы, согласно которым можно вполне предположить, к чему все придет в конце. Правда, в отличие от гидротехники, законы которой известны каждому школьнику, законы социодинамики пока еще мало кто знает. И поэтому для многих могло показаться, что высокий уровень, взятый в 1920 годах, сменился неизбежным откатом. Говорили – и говорят – даже о «сталинской контрреволюции», причем не только в отношении архитектуры. Что же касается последней, то переход от конструктивизма к «сталинскому ампиру» большая часть людей рассматривает, как полное отрицание первого. Причем, этого мнения придерживаются и противники, и сторонники конструктивизма: если для последних «сталинки» представляют откат в архаику, то первые видят в них возвращение к традициям, и вообще, переход от нелепых экспериментов к «нормальному» отношению к архитектуре.

Тут, кстати, можно было бы значительно углубиться в данный переход, с подробным разбором того, что есть «сталинка», поскольку указанный «ампир» на самом деле представляет собой ни статично застывшие формы, а неуклонное движение – начиная с «раннесталинских» построек, еще несущих на себе признаки предыдущего стиля, и до великолепных сооружений начала 1950 годов. (Впрочем, великолепных с эстетической точки зрения – в комплексе же несущих и вполне определенные проблемы.) Но, поскольку тут речь идет не только об архитектуре – а точнее, столько об архитектуре, сколько о системных особенностях СССР – то делать мы этого не будем. Тем более, что об основных проблемах конструктивистской архитектуры – а именно, ее полном несоответствии имеющейся технологической базе – подробно было сказано в первой части. Тут же стоит отметить только то, что максимальный откат назад произошел не в собственно, архитектурной части, а в указанной возможности «работать с ансамблями». «Сталинская архитектура» - это, по большей части, «архитектура зданий», несмотря на то, что архитекторы и тут старались продолжать зародившиеся идеи, и очень часто предлагали именно строительство жилых комплексов.

Но, в общем, тенденция возврата к «отдельно стоящему зданию» в это время прослеживается – по банальным, в общем-то причинам: средств было настолько мало, что не было никакой гарантии, что любой крупный проект, в общем-то, сможет завершиться. Поэтому, несмотря на кажущуюся «благосклонность вождей», большую часть «сталинских ансамблей» постигла та же участь, что и ансамбли конструктивистские. (Особенно обидно, когда речь идет о невыполнении генерального плана реконструкции Москвы – которая должна была превратить эту полусредневековую нелепицу в современный город.) Именно отсюда, ИМХО, и «растет» та самая идея «супердома», что реализовалась впоследствии в знаменитых московских «высотках». Ведь, по сути, это лучшее решение указанной проблемы – если комплексную застройку могут лишить ресурсов, то отдельно стоящее здание, разумеется, должно быть достроено: терпеть недострой в центре города никто не будет. (Правда, с тем же «Дворцом Советов» и этот прием не сработал – в результате появился бассейн «Москва».)

* * *

То есть, в общем-то, сторонники конструктивизма были правы: в целом вот этот отказ от ансамблевого проектирования и переход к строительству отдельных домов и был тем самым «откатом назад», о котором говорилось выше. Причем все преимущества «сталинок» - имеется в виду, стилистические, вроде возвращения ордера и т.д. – по сути, выступали компенсацией за этот отказ. Об этом, впрочем, так же было сказано в прошлой части. Хотя нет, одними «стилистическими» затратами дело не ограничилось – еще больше ресурсов поглотил «возврат к семейной организации квартир»: когда стало понятно, что с фабриками-кухнями, прачечными и даже яслями будут неизбежные проблемы, пришлось вводить в квартиры большие кухни, санузлы (не только для личной гигиены – но и для стирки белья). Наконец, перенос – пускай еще не декларированный – центра существования гражданина с общественных пространств (которых катастрофически не хватало) в личные, привел к возвращению такого, казалось бы, навсегда ушедшего явления, как слуги. Политкорректно именованные «домработницами». (Причем, некоторые из последних являлись самыми настоящими служанками – не только работая, но и проживая в одной квартире с «хозяевами».)

Это явление многими рассматривается, как очевидный признак неудачи революции. Впрочем, находятся и сторонники идеи «домработниц», считающие, что таким образом повышался уровень жизни обслуживаемых ими лиц. (Да и «домработниц», как таковых – поскольку они жили лучше, нежели большая часть населения.) Но и первая, и вторая точка зрения рассматривает подобное явление, как «стационарное», как следствие чьего-то «хитрого плана». (Впрочем, автор этого плана в данном случае очевиден.) Однако это не так – хотя бы потому, что сталинская (а точнее, раннесоветская) программа развития страны предусматривала, прежде всего, ее массированную индустриализацию и модернизацию, ведущую к неизбежному дефициту трудовых ресурсов. (О роботах тогда еще не задумывались.) И сохранение в этой системе «домработниц» было бы вряд ли возможным. Поэтому случившееся их исчезновение, выступало естественным в рамках данной системы. А вот появление этих самых «домработниц» в конце 1920 годов, напротив, свидетельствовало только о том, что страна еще находится на самом начале большого пути – следствием чего и был избыток трудоспособного населения.

Собственно, то же самое можно сказать и про весь «сталинский стиль», как таковой. Он был следствием взаимодействия начальных советских установок – таких, как стремление к изменению быта, превращение унылого существования среднего человека в свободную и полную творческой активности жизнь представителя нового общества. И текущей реальности, связанной с бедностью страны, технологической неразвитостью промышленности, и, что уж тут утаивать, слабым развитием большей части населения. На самом деле, представить возникновение на месте бывших изб, коммуналок и рабочих бараков «белые города» конструктивистов, с залитыми солнцем площадками, фабриками-кухнями и детскими, с прямыми улицами и зелеными парками – было невозможно. Точнее, можно – только в мечтах. В реальности же подобный переход неизбежно требовал времени – в течении которого должно было происходить удивительная «трансмутация» окружающей мещанской реальности с превращением ее в указанные мечты. И, собственно, подобной «трансмутацией», с ее причудливой сменой состояний, выражающейся то в одной, то в другой «форме», по сути и выступало сталинское время.

Причем, не только в архитектуре. Но о всем этом будет сказано в следующей части…


Tags: СССР, архитектура, исторический оптимизм, образ жизни, теория, урбанистика, футурология
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 29 comments