Об эстетике и технологии. Часть третья.

Однако вместе с этим развитие советского градостроительства показало, что указанная «чистая идея» - насколько прогрессивной она бы не была - может «обрести плоть» только через серию «последовательных трансформаций». Только так, постепенно переходя из одного «предварительного состояния» в другое, она может достигнуть своей цели. Собственно, так же развивалась и сама Революция 1917 года – когда вместо одномоментного прорыва в будущее (как это думалось вначале) – человечество вынуждено было пройти через довольно длительный процесс социализации и гуманизации. Причем, с очевидной опасностью на любом из этапов «упасть обратно» - что могло, например, случиться в 1941 году. (Но в реальности произошло в 1991.) Уже отсюда становится понятным, что большая часть господствующих представлений о социодинамике не имеет ни малейшего отношения к реальности. Поскольку вместо «волюнтаристской» политики лидеров, их гениальных решений и подлых предательств, мы получаем крайне неочевидную картину развития сложных систем.
* * *
И как раз этот самый момент превращает кажущиеся частными «архитектурные» (и неархитектурные) вопросы в «ключи», раскрывающие особенности фундаментальных изменений общества, происходивших в советский период. А равным образом показывающие и то, что мешало этим изменениям. Собственно, о последнем было достаточно сказано в предыдущих двух частях - на примере того, как открытие в 1920 годах идеи «комплексной архитектуры» вынуждено было претворяться в жизнь в условиях слаборазвитой страны. Конструктивисты видели свою цель в создании всеобъемлющих архитектурных комплексов, полностью меняющих жизнь человека, превращающих его из убогого мещанина в подлинного члена нового общества. Но в реальности для этого не было ни сил, ни средств – и поэтому изначальное стремление «сделать коммунизм здесь и сейчас» пришлось несколько притушить, вернуться к казавшимся устаревшими методам. (К ордерной архитектуре и идее отдельных зданий.)
Впрочем, этот возврат был не окончательным – поскольку главная мысль, зародившаяся в это время – а именно, о проектировании цельных жилых комплексов – все-таки дала свои плоды. Пускай не в виде «белых городов», залитых солнцем и засаженных зеленью, застроенных модерновыми зданиями из стекла и бетона, с фабриками-кухнями, прачечными-автоматами и прочими достижениями цивилизации. Все это стало возможным лишь десятилетия спустя – да и то не в полном объеме. Но уже в сталинское время концепция комплексного строительства смогла найти свое частичное воплощение в виде т.н. «соцгорода». Соцгород – это предшественник современных микрорайонов, некий пространственно-ограниченный архитектурный комплекс, включающий в себя помимо жилья еще и предприятия соцкультбыта вместе с социальными службами.
Соцгорода начали застраиваться еще с начала 1930 годов, но настоящий расцвет их начался где-то во второй половине десятилетия. (Т.е., тогда, когда в стране появились хоть какие-то свободные ресурсы.) К сожалению, Великая Отечественная война, с ее массовыми разрушениями, затормозила данный процесс, однако «развернуть вспять» его не смогла. (Хотя и были подобные попытки – в связи с указанным дефицитом жилья в послевоенное время широко практиковалось и «хаотичная застройка» с явным упором на строительство жилых домов.) Впоследствии, как можно легко догадаться, дальнейшее развитие идеи «соцгорода» привело к появлению концепции «микрорайона» - если честно, то важнейшей из внедренных в советское время архитектурных новаций. (И, к сожалению, почти полностью убитой сегодня «хозяевами»).
* * *
Впрочем, между соцгородами и концепциями конструтивистов была и разница. Поскольку, во-первых, соцгорода застраивались на новом месте – о перестройке «старых» кварталов в условиях пресловутого «квартирного вопроса» мало кто задумывался. (Нет, разумеется, перестройка эта шла – поскольку дореволюционные города в большинстве своем представляла собой малоприспособленную к индустрии застройку. Но эта перестройка была на порядки меньше, нежели планировалось вначале.) А, во-вторых, в отличие от авангардных представлений об организации жилого пространства - с активной работой с объемами, с обыгрыванием существующего рельефа и т.д. - соцгорода, как правило, стоились по «классическим представлениям». Т.е., дома располагались вдоль улиц, удобства доступа к тем или иным социально-бытовым потребностям оказывались вторичными относительно эстетических предпочтений и т.д. Наконец, устройство самих квартир определялось привычными представлениями о быте – вместо передовых идей.
Но, даже в такой, в сильно упрощенной форме, это все же была вариация конструктивисткой «машины для жилья». (Ле Корбюзье как раз из раннего СССР и заимствовал эту идею.) Т.е., соцгорода сохраняли в своей основе представление о жилище, как о сложном комплексе, включающем в себя все функции, необходимые для существования человека. Правда, даже такая форма оказывалась крайне тяжелой для понимания среднего человека, тем более – начальника. Поэтому между разного рода руководителями, и архитекторами соцгородов развернулась неравная борьба – сохранившаяся «по наследству» и в эпоху микрорайонов. «Начальники», по абсолютно понятным причинам, старались всевозможным образом упростить строительство, сводя его исключительно к постройке жилых зданий, с минимальным количеством коммуникаций и максимальным «самообеспечением». А главное – желали «впихнуть» как можно больше людей на как можно меньшую площадь. Отсюда исходит постоянное стремление к превращению квартир в коммунальные – даже если последние проектировались для индивидуальной жизни.
Кстати, подобные «квазикоммунальные квартиры» - когда во вновь построенное жилье заселялось несколько семей – практиковались где-то до середины 1970 годов. Причем, их число было как бы ни больше, нежели число коммуналок классических, переделанных из бывших дореволюционных квартир. Впрочем, и то, и другое в любом случае рассматривалось, как явление, имеющее смысл лишь в качестве временного решения «жилищного вопроса» - поскольку реальной альтернативой коммуналками были вовсе не дворцы, и даже не комфортабельные квартиры – а убогие бараки, землянки и подвалы, в которых представители «низших сословий» традиционно обитали в дореволюционное время. Ну, и разумеется, при всем этом не стоит забыть, что проблемы подобного «коммунального заселения» - связанные с абсолютной неприспособленностью жилищ, созданных на индивидуальное проживание, к подобному «уплотнению» – были не просто очевидны, а более чем очевидны современникам. Считать, что последние могли считать данный способ оптимальным – это значит признать их полными идиотами, не способными к пониманию реальности. Что, разумеется, не имеет смысла.
* * *
Поэтому, говоря о стремлении кого-либо – не важно, конструктивистов или самой Советской власти – к «обобществлению», следует очень хорошо понимать, что между этим стремлением и реальными коммуналками (созданными, как паллиатив) существовала очень большая разница. А именно - в 1920 годы «обобществить» предлагали лишь те аспекты жизни, которые благодаря этому должны были кардинально улучшиться. К примеру, вопрос приготовления питания. Напомню – что холодильников и полуфабрикатов тогда не было, как не было газовых и электрических плит. В итоге еду готовили или на дровяной плите – правда, эта вещь была довольно крупногабаритная и позволить ее могла лишь небольшая часть населения. Или в русской печи – что было более привычным, но так же довольно специфичным делом. Правда, с начала века все более популярной становилась керосиновая техника: керосинка, керогаз, примус (по сути, тот же керогаз фирмы «Примус»). Но и с ней было множество проблем, начиная с пожароопасности и заканчивая низкой эффективностью. А про гигиену в подобных условиях и говорить нечего – поскольку она, даже при наличии водопровода (который были менее чем у 1% домов) являлась очень и очень низкой.
В итоге пищевые проблемы испытывали все, кроме наиболее богатых лиц, поскольку даже довольно обеспеченные граждане полагались в этом деле на кухарку, имеющую весьма специфические представления о чистоте. Все это, в совокупности с почти полным отсутствием санитарного контроля продаваемых продуктов, делало существующую систему питания очень сомнительной в плане безопасности. В еще большей степени все это можно сказать и про пресловутые «заведения общепита». Мы сейчас привыкли хаять советские столовые – но они в этом плане на порядки превосходили те традиционные трактиры и забегаловки, в которых кормилась большая часть горожан еще во времена НЭПа. Да и «элитные рестораны», как правило, поражали скорее роскошью интерьеров и вышколенностью персонала – а вовсе не высоким уровнем санитарно-гигиенических норм. В подобных условиях те самые «конструктивистские» фабрики-кухни выглядели не просто способом спасти огромное количество женщин от ежедневного «кухонного рабства». Но и способом существенно оздоровить жизнь горожан, дав им возможность, пускай и не изысканного, но безопасного и сбалансированного питания.
То же самое можно сказать о прачечных, яслях и т.п. предложениях, якобы созданных для того, чтобы «сломать традиционную семью». На самом же деле все это обобществлялось не столько из-за каких-то там «идеологических представлений», но скорее потому, что через это создавалась возможность решать существующие проблемы на порядки эффективнее. То есть, в отличие от идеи обобществления ради обобществления», которая существовала и продолжает существовать только в представлениях антисоветчиков (что тогдашних, что современных), в реальных 1920 годах речь шла всего лишь о разумном – хотя и непривычном – пути улучшения жизни горожан. Полностью «обобществлять» которую никто не собирался. Тот факт, что у человека должно было быть личное пространство в это время был так же очевиден, как и сейчас. И не случайно даже в самых «продвинутых» конструктивистских проектах - вроде «дома Наркомфина» - всегда сохранялись «личные ячейки». Причем размером с приличную квартиру.
* * *
То есть, вопреки предписываемому антисоветчиками стремления Советской власти насильно запихнуть население в «коммунальный рай», ее реальные действия были направлены на полностью противоположное. А именно – на возможность заменить существующее убогое существование большинства – с его закопченными кухнями, стиркой в тазах, покупкой продуктов непонятно у кого на рынках и топкой печей – на что-то, что было бы более подходящим для разумного человека. Но, разумеется, в реальности оказалось, что быстро перестроить жизнь невозможно и физически: по причине отсутствия цемента, водопроводных труб, арматуры, подъемных кранов, дорожных катков и т.д. И психологически, поскольку одномоментное превращение сознания среднего человека из «мещанского», ориентированного на выживание в условиях враждебного окружения, во что-то более конструктивное, вряд ли было возможно. Итогом подобной «задержки» и стало то общество, которое привычно именуется «сталинским».
Впрочем, из вышесказанного можно понять, что все недостатки данного общества оказались преходящими: и «квартирный вопрос», по сути, был решен, и люди изменились. (А то, что случилось с возникшим социумом в позднесоветских период, следует разбирать отдельно – поскольку и причины, и следствия возникших тогда проблем имеют совершенно иной генезис.)
Но это, понятное дело, уже совершенно иная история…
