И это была не блажь, не какое-то осознанное стремление загнать эту часть человечества в дикость непонимания. Нет, нет – вопреки всем феминистическим представлениям, это было единственно возможное состояние в момент становления человечества, как цивилизации. Поскольку для функционирования «природных», «естественных» отборных механизмов требовалось одно – наличие максимального количества рождений. Только так можно было гарантировать достижение необходимого минимума рабочих рук, которые требовались для поддержания хозяйственной системы при том уровне смертности, что существовал. Причем, не только младенческой – понятие «техника безопасности» появилось только в XIX веке, а действенным стало лишь в 20 столетии. До того множество совершенно нелепых смертей во время абсолютно рутинных действий – по типу «упал с лесов» или просто простыл и умер – неизбежно требовало постоянного притока новых работников. Квалификация же большей части из них могла быть близкой к нулю – поскольку сложность основных производственных операций была низка. То есть – это могли быть практически «природные люди», лишь немного «подправленные» цивилизацией. А для немногих сложных вещей существовали «мастера» - т.е., небольшое количество выживших в имеющихся условиях, и накопивших благодаря этому к старости определенные знания и умения. Ну, и разумеется, «освобожденные» от производства управленцы-аристократы.( Хотя и последние умудрялись на ровном месте повышать уровень смертности – путем дуэлей или каких-нибудь других опасных развлечений. Что свидетельствует об однозначной невозможности сколь либо гарантированно разделить социум по уровню инфернальности.)
Однако с момента начала индустриальной эпохи, и особенно, после перехода к периоду активной инновационной деятельности (где-то с начала XX века), обществу потребовалось совершенно иное отношение к работникам. А именно – количество мест, где требовалась квалификация, начало резко расти. В данном случае ожидать, что вчерашние дети смогут заменить «ушедших в тираж» рабочих, стало невозможно. В итоге для создания нужного числа квалифицированных кадров потребовалось развертывание системы массового образования. Но раз на «производство» рабочей силы в виде получения квалификации начали тратиться средства – то значит, они переставали быть бесплатными. В итоге «готовых работников» требовалось «сохранять», то есть, защищать от производственных травм, лечить от болезней и т.д. Это привело к созданию системы здравоохранения. (Причем создавалась она буквально «с нуля» и на совершенно иных принципах, нежели медицина прошлого.) А это, в свою очередь, вело к тому, что охваченными медпомощью оказались не только работающие граждане, но и женщины с детьми. С соответствующими результатами.
Кстати, тут мы видим довольно интересную закономерность. А именно – «выравнивание» уровня Инферно по всему обществу. В результате чего, от понижения инфернальности в областях, необходимых для производства выиграли и области, к производству имеющие весьма опосредованные отношения. (Так как врач в новой системе не мог «не лечить», например, детей – как это было ранее. Нет, он был просто обязан делать все ради снижения детской смертности.) То же самое можно сказать и об образовании: несмотря на тот момент, что даже к концу XIX века количество неквалифицированных рабочих на порядок превышала число квалифицированных, общий уровень образования должен был вырасти. Поскольку специфика массового образования состоит в том, что либо оно учит «дешево» массы, либо «дорого» ограниченный контингент. Тем более, что господствующим трендом стало повышение общего уровня производства – с выходом на первый план новых технологий.
В итоге господствующая тысячелетиями модель «воспроизводства работников» через неконтролируемую рождаемость - ограниченную такой же неконтролируемой смертностью -уступила место более совершенному способу, имеющему в своей основе «общественное выращивание» рабочей силы. От чистой «системы отбора» человечество перешло к частично управляемому состоянию, позволяющему добиться более высоких результатов при меньших затратах. То есть – оно перешло от «биологии» к «социологии», от «автоматических» и не требующих внимания процессов к появлению новой отрасли разумной деятельности. Отрасли «воспроизводства человека» - пускай первоначально и существующей в довольно «слабой форме». Кстати, интересно, что само рождение этой отрасли происходило довольно тяжело, вызывая значительное отторжение у огромного числа людей. Для многих затраты, пошедшие на создание школ и больниц, казались выброшенными на ветер деньгами. Ведь как же – раньше без этого жили, и ничего.
Именно эти консерваторы еще более ста лет назад всячески старались доказать, что многодетная семья с неработающей женщиной есть самое оптимальное, что можно придумать. (По той причиной, что позволяет не тратить общественные средства на то, чтобы получить нужный «прирост населения».) Но история рассудила иначе. Не «чистый живой вес человеческого мяса» оказался важен для социума, а наличие возможности повышать уровень производства. В котором физическое количество особей homo sapiens играет тут лишь опосредованную роль – то есть, чем их больше, тем большая вероятность «выпадения» нужных характеристик в случае «естественного» формирования рабочей силы. Но по сравнению с идеей направленного воспитания и образования работников подобный метод повышения «выхода годных», понятное дело, выглядит крайне архаично. Даже с учетом его полной «бесплатности» для общества. (Хотя как это бесплатно? Высокий уровень Инферно в мире, где каждый с рождения испытывает ежесекундную опасность умереть – не важно, от коклюша в детстве, от производственной травмы, от удара шпаги на дуэли, пули на войне или несвежего мяса на обеде – вряд ли может быть назван приемлемым.)
Все это показывает, что произошедшие в обществе перемены являются фундаментальными. За демографическим переходом стоят вовсе не какие-то «надстроечные» явления - вроде получения женщинами гражданских прав – как это очень часто трактуют . И поэтому думать, что ситуацию удастся переломить какими-то отдельными актами и запретами, смешно. Вон Иран пытался провернуть что-то подобное – даже средневековый шариатский кодекс положил в основу своего законодательства. Но тщетно – поскольку разрушить собственное современное производство было с рискованным шагом даже для аятолл. Ведь не будет производства - не будет ни танков, ни автоматов, ни ракет – ничего, чем можно защититься от внешнего нападения. А значит, volens nolens, но приходится рассчитывать на более-менее квалифицированный труд, на наличие образования и медицинского обслуживания. То есть, на «дорогих людей», которых заставить плодиться, как кролики очень и очень затратно. А значит – при иранских доходах ожидать резкого прироста населения невозможно. (Суммарный коэффициент рождаемости в Иране 1,8 – что ниже, чем во Франции, где последний составляет 2,08.)
Впрочем, вряд ли стоит страдать по данному поводу, поскольку если что и следует менять, так это отношение к рождаемости, как к природному – то есть, нерегулируемому - процессу. Поскольку очевидно, что вернуться к периоду господства неквалифицированного труда возможно лишь в случае капитального разрушения индустриальной производственной системы. Если же этого не произойдет, а напротив, будет дальнейшее развитие – а оно будет, несмотря на все «зигзаги», вроде современной деградации – то мы увидим дальнейшее повышение «стоимости человека». И, следовательно, дальнейшее затруднение «естественного воспроизводства». Впрочем, облик этого общества будущего мы уже примерно представляем - спасибо нашим фантастам, вроде Ивана Ефремова и братьев Стругацких, создавших образ «педагогической утопии». Тут, разумеется, можно придираться к деталям, но главное ими замечено очень точно.(И, прежде всего, это заслуга Ивана Антоновича, поскольку Стругацкие, по сути, основывались на его образе мира.) А именно – то, что для общества будущего важнейшей задачей станет образование и воспитание.
То есть, в будущем – настоящем будущем, когда будет развитие - мы неизбежно получим продолжение указанного выше тренда: так же, как индустриальный тип производства потребовал повышение общего уровня квалификации, новый, «постиндустриальный» или «супериндустриальный» тип дет означать еще большую ее важность. Это можно было, пускай и в «слабом виде», наблюдать в СССР периода максимального взлета (1950-1970 годы), а равно как и в испытывающих советское влияние инновационных отраслях на Западе. Именно тогда возник тренд на сближение инженерных и производственных операций с одной стороны, и инженерных и научных работ с другой. Условно говоря, инженер, ученый и рабочий оказывались в условиях очень тесного взаимодействия, при котором квалификация «низшей части» однозначно «подтягивалась» к «высшей». И одновременно, ликвидировалась оторванность «высшей» (научной) деятельности от всего остального. Ученый переставал быть затворником, замкнутым в своей «башне из слоновой кости», изучающим что-то, недоступное «простым смертным». (Как он воспринимался в течение веков). Скорее наоборот – его работа оказывалась прямо влияющей на окружающую жизнь. Атомные реакторы давали свет и тепло в дома, космические аппараты обеспечили передачу информации на тысячи километров, вычислительные машины позволяли оптимизировать производственные процессы. И т.д. и т.п. И хотя впоследствии эта система рухнула – из-за ряда своих системных особенностей – тем не менее, она прекрасно показала, что может ждать человечество, если оно сможет взять данный рубеж.
Но, разумеется, процесс воспитания и образования высокоразвитой личности требовал и требует огромных затрат. И, прежде всего, «временных» – поскольку «упаковать» все данные, необходимые для овладения нужным уровнем квалификации, в несколько лет невозможно. (Причем, невозможность эта, судя по всему, является фундаментальной – нейронную сеть, которая выступает очень грубой моделью нашего мозга, невозможно «загрузить» нужной информацией одномоментно. Так что, даже если суждено появиться искусственному интеллекту, сходному с человеческим, то это не особенно ускорит данный процесс.) В итоге для того, чтобы получить человека, способного к решению сложных задач, мы вынуждены десять лет учить его в школе, а потом – еще пять лет в институте. И это только в случае образования специалиста. Если же нам нужен ученый, то надо прибавить еще лет пять - аспирантура, по большому счету, тоже может сойти за обучение. То есть, как минимум надо потратить на образование двадцать лет – то есть, лишь где-то к тридцати годам у нас будет полноценный научный работник.
Разумеется, существующую систему подготовки кадров можно усовершенствовать, да и вообще, перестроить в пользу больше эффективности. Последнее оспаривать нет особого смысла – все понимают, что образовательная система в настоящее время представляет собой далеко не пример оптимальной организации. И что большая часть затрачиваемых на нее средств уходит «в песок» - а точнее, расходится на выполнение разного рода ненужной работы. В результате этого большая часть людей, проходящих через образовательную систему, на выходе оказывается с достаточно низким уровнем квалификации. Все это верно – но верно и то, что даже при идеальном устройстве педагогической системы указанная выше проблема остается прежней. А именно – для получения высококвалифицированных работников требуется достаточно сложная и долговременная перестройка человеческой личности, усвоения ей множества неизвестных до того моделей поведения. И вряд ли следует ожидать фундаментального сокращения данного процесса.
Да – в отличие от современного состояния количество требуемым образом «отформатированных» личностей в эффективной системе образования должно вырасти. (В идеале – до 100%, что и будет главным отличием ее от того, что существует сегодня. )
Но радикально сократить время развития личности в данном случае не получится. Скорее наоборот – поскольку нормой в этом случае будет формирование крайне разностороннего и развитого человека вместо современных «недоучек». Разумеется, это не значит, что в подобном случае мы будем иметь растянувшееся до бесконечности «детство», вроде современного состояния, когда великовозрастный балбес до тридцати лет сидит «на шее» у родителей. Нет, конечно, подобное состояние вряд ли может рассматриваться, как нормальное. Скорее наоборот, произойдет очень тесное сближение между образованием и практической деятельностью – как это было, например, в случае с Иваном Ефремовым, который с 19 лет занимался организацией экспедиций. Или как это происходило в не менее известной коммуне (коммунах) А.С. Макаренко, где традиционная учеба чередовалась с производительным трудом на коммунарских предприятиях. Собственно, указанный метод является фундаментальной инновацией в деле воспитания – и, скорее всего, именно он станет базовым в будущей образовательной системе.
Вот тут-то мы и возвращаемся к тому, с чего начали – к пониманию особенностей социодинамики развития цивилизации. А именно – к тому, что, в любом случае .при дальнейшем развитии нашей цивилизации и период, необходимый для достижения нужного уровня квалификации, и затраты на этот процесс значительно увеличатся. Разумеется, ответом на это будет дальнейшее увеличение производительности труда и выход данного труда на новый уровень – при котором все существующие проблемы окажутся решаемыми по умолчанию. Но вот то, что сама цивилизация при этом будет иметь совершенно иные свойства, нежели являются привычными сейчас, очевидно. А ведь это будет только самое начало пути – только второй (после начала трудовой деятельности) шаг при переходе от естественного, «природного» состояния к полностью управляемой сознанием, истинно разумной организации жизни. Во всех областях. Впрочем, данный вопрос – это тема уже совершенно отдельного разговора…