Но одновременно с восхищением неизбежно должен возникать вопрос: но почему раньше-то все было по-другому? Почему в свое время можно было строить целые города, возводить сотни заводов в год, запускать ракеты в космос, осваивать целину и переселять миллионы семей в новое жилье – а теперь постройка одного-единственного моста в Крым становится причиной жесточайшей дискуссии. Хотя, казалось бы, что тут может быть: ну да, мост, ну да, большой мост – так ведь в мире и не такие вещи строились! Но по сравнению с привычными масштабами постсоветской «проектности», этот самый мост реально оказывается чем-то запредельным – на уровне программы «Аполлон». (И поэтому до сих пор оспаривается даже сама возможность его построения!) А все более масштабные объявляемые космические, инфраструктурные и иные проекты, о которых периодически объявляет то одно, то другое руководство… Ну, они находятся где-то там, где в советское время находилась колонизация Марса. То есть – существуют исключительно в виртуальной сфере. (Впрочем, с Марсом тут аналогия не верна – в СССР на Красную планету лететь собирались реально, разрабатывали для этого корабли. Так что лучше сравнивать с полетом к Альфе Центавра.)
* * *
Впрочем, этой проблеме я уже посвящал недавно особую тему, однако данный вопрос настолько важен, что не лишним будет вернуться к ней еще раз. Тем более, что указанный повод крайне удобен для ее рассмотрения – поскольку раскрывает деструктивную суть антисоветского мышления в самой полной форме. Наверное, если бы Чудиновой не было, то ее надо было бы выдумать – поскольку настолько яркого выражения современного мышления еще надо поискать. Да и вообще – монархические заскоки той же Поклонской еще можно объяснить то через «молодость» и «неопытность». (Хе-хе – 37-летний «молодой специалист» в чине генерал-майора!) А выкрутасы подобного рода еще более высокопоставленных лиц можно свести к неким политическим выгодам, непонятным для «непосвященных». А тут – практически чистый вариант устремления к идеалу. Впрочем, если взять указанную рецензию Крылова, то в ней указанный образ современного мышления представлен в еще более «дистиллированной форме». И это очень хорошо – поскольку позволяет легко выявлять «опасные места» данного способа взаимодействия с миром. Некоторые из них я уже разбирал в прошлый раз.
А теперь хочу обратить внимание еще на одну интересную деталь, сформулированную именно во второй части рецензии. А именно – на то, с акцентировании на какой особенности «чудиновской утопии» эта часть начинается:
«…Главное отличие «чудиновской России» от множества монархических и прочих фантазий на тему «что было бы без большевиков» состоит в том, что описываемая ею Российская Империя является правовым демократическим государством…»А затем идет разъяснение того, что же представляет собой указанное «правовое демократическое государство». Ну, о демократии в «крыловском варианте» надо говорить отдельно, поскольку это нечто иное даже по сравнению с тем, что под данным названием подразумевается сейчас. Тем более, что применять подобное понятие следует к конституционной монархии – причем, конституционной монархии достаточно специфической. Поскольку, судя по всему, основывается она на знаменитом «Манифесте» от 6 августа 1905 года, который конституцией может считаться с огромной натяжкой. Впрочем, поскольку речь идет о художественном произведении, то тут особо бороться с противоречиями нет нужды – автор имеет право продекларировать даже наличие плоской Земли. Поэтому тут только отмечу одно забавное место. А именно - упоминание, что в «чудиновском мире» место политических партий заняли общественные организации.
«…в любой момент общественная организация может выйти на политическую арену самостоятельно, хоть то любители велосипедных гонок либо защитники домашних животных…».Это интересно для тех, кто помнит, что именно такая «инновация» была внесена М.С. Горбачевым в выборы народных депутатов СССР в 1988 году. В итоге, это оказались первые и последние в истории страны «альтернативные выборы», в которых треть делегатов шла именно от общественных организаций. (Остальные две трети – по территориальным и национальным округам.) Закончилось подобное действо, как легко догадаться, довольно печально – депутаты «созыва 1988 года» до окончания своего срока не досидели. Но, очевидно, этот момент отложился в памяти автора романа, как что-то прогрессивное и хорошее. Настолько, что она подсознательно решила ввести его в свою утопию.
* * *
Впрочем, тут пойдет речь о несколько ином. А именно – о том, насколько для позднесоветского человека -а Чудинова с Крыловым представляют собой практически эталонных познесоветских людей - является важным т.н. «законность». Под которой подразумевается не что иное, как неуклонное и неизменное соблюдение существующих законов. Настолько, что даже личное счастье героини - имеющей любовную связь с монархом – оказывается отброшено ради него. Это нарушение классического «мери-сютства» показывает, что данная особенность– одна из основ «чудиновского мира», его базис. (Вместе с роскошным потреблением.) Впрочем, тот же Крылов говорит об этом прямым текстом:
«….Политическая система «чудиновской» России стоит на вполне понятном фундаменте - на культе законности, который буквально пронизывает жизнь описываемого Чудиновой общества…»То есть, даже не соблюдение законов, как таковое – а возведение этого процесса в культ. На самом деле, это очень важно – поскольку подобный «культ» является одной из основ постсоветского мышления. На первый взгляд, это может показаться странным – но стоит вспомнить, что именно апелляция к «соблюдению законодательства» была одним из краеугольных камней пресловутой «диссиды». («Уважайте вашу Конституцию» -как заявлял один деятель.) Впрочем, стоит сразу сказать, что не надо преувеличивать значение указанных «борцов с Советской властью» в плане создания указанной особенности, поскольку они в данном случае (как и во всех остальных) выступали лишь выразителями вызревавшего в недрах страны «антисоветского проекта». На самом деле, помимо «борцов» были и гораздо более серьезные «звоночки» в плане изменения сознания среднего гражданина страны. К примеру, можно указать на резкий рост интереса к пресловутой «законности» (вместе с «духовностью», о которой не раз говорилось) в момент перехода СССР к последнему, катастрофическому этапу своего существования. Скажем, одним из важных моментов Перестройки - перед переходом ее в «Катастройку» - явилось т.н. «Хлопковое дело». А точнее, не само «дело», которое вяло расследовалось с начала десятилетия, а его огромный политический резонанс, вызванный им и сделавший ведущих расследование Гдляна и Иванова настоящими героями.
А ведь это был всего лишь один из эпизодов фундаментального включения т.н. «нарушений законности» в общественную жизнь страны, произошедшего в конце 1980 годов. Тогда эти самые нарушения находили тогда везде – от самых низших уровней (вроде продавцов в магазине) до самых высших. Впрочем, можно подумать, что ничего плохого в данном факте нет – скорее наоборот: людей, желающих пожить за «казенный счет», всегда стоит держать в узде. Иначе будет очень плохо. Спорить с данным утверждением было бы более, чем глупо. Но именно тут мы подходим к одному очень важному моменту. А именно – к тому, что всегда ли выполнение формальных законов эквивалентно защите от социальных паразитов? Разумеется, нет. Поскольку очень часто оказывается, что некоторые из законодательных актов не только не спасают от указанного паразитизма, а совсем наоборот... К примеру, в то же самое время, когда в позднесоветском обществе бушевала буря по поводу «массовых нарушений законности», происходивших в «период застоя», в стране официально были приняты два «государственных акта».
Первый – «Закон о государственном предприятии (объединении)» от 30 июня 1987 года. Второй – это серия законодательных актов, направленных на т.н. «демонополизацию внешней торговли», принятых в 1987-1988 годы. Так вот, эти самые, абсолютно легитимные и полностью соответствующие Конституции действия, оказались для советской экономики (и СССР вообще) настолько ужасающими, что все «хлопковые дела», все примеры коррупции, кумовства и воровства, да и вообще, все уголовные преступления, вместе взятые, кажутся по сравнению с ними детскими шалостями. (Сюда еще можно отнести закон о кооперации – но это уже «мелочь».) Все это прекрасно показывает, что на самом деле соотношение между паразитами и законодательством не столь линейное, как это принято считать. А скорее наоборот – существуют ситуации, когда имеющиеся законодательство позволяет первым не просто вольготно жить, но и подчинять себе все остальное общество. Правда, жить последнему при подобном варианте придется недолго – поскольку паразиты, как известно, в «теплых условиях» предпочитают плодиться. А значит, чем дальше, тем меньше становится тех, кто поддерживал бы работоспособность общества – и больше тех, кто желал бы существовать за общий счет. В конечном итоге подобная система оказывается в неизбежной ловушке, выбраться из которой невозможно иначе, нежели через полное ее разрушение…
* * *
И массовую гибель паразитов, не способных выжить без внешней поддержки. Но их, в общем-то, не жалко. А жалко всех остальных членов общества, которых паразиты «уносят» с собой в ловушку. Впрочем, речь тут идет не об этом – а о том, что следует понимать, что существует такое особое состояние общество, когда все, что происходит в социальной системе, имеет исключительно отрицательное значение. То есть, любая деятельность - в том числе и законодательная - лишь приближает будущую катастрофу. Самое же неприятное в подобном варианте то, что деструктивными оказываются даже попытки стабилизации имеющейся ситуации. Ну, наподобие того, как в поезде, несущемся в пропасть, деструктивными оказываются все действия по устранению неисправностей. Поскольку она лишь приближает неминуемый конец. С другой стороны, так же верно и то, что любая деструкция в данном состоянии так же оказывается … деструктивной. Как в случае с пресловутым поездом – если взорвать его вагоны, то это вряд ли пойдет на пользу пассажирам. То есть, получается, что чем не занимайся – конца не отменишь…
Единственная возможность в подобном состоянии устранить грозящую всем смертельную опасность состоит в выходе за пределы рассмотрения указанной системы, в оперировании понятиями более высокого уровня. То есть, надо, прежде всего, понять, что поезд – это поезд, а не вся Вселенная, как привыкло считать большинство. В таком случае можно ожидать некоего аналога событий 1917-1920 годов – то есть, вместо катастрофической гибели и «пожирания» остатков страны соседями, будет создание устойчивого и прогрессивного. Но получить подобный «взгляд со стороны» очень непросто. Более того, его наличие, как правило, имеет отрицательное значение для носителя – то есть, стать миллионером, политическим лидером или, хотя бы, успешным мещанином ему не светит. (Достаточно посмотреть на человека, вытащившего Россию из кризиса в 1917 году - и на его положение до Революции, чтобы понять, что так «могут не только лишь все мало кто может это делать».) Поэтому с огромной долей вероятности социум будет лететь на всех парах к своей гибели, невзирая на все телодвижения его членов.
То есть, возвращаясь к теме, можно сказать, что «культ законности» и реальная защита от социальных паразитов являются понятиями слабосвязанными. Но это еще не все. Существуют ситуации, когда стремление к данному «культу» становится открыто деструктивным. Но для того, чтобы разобраться в данной ситуации, следует обратиться к «генетике» - то есть, к происхождению этого самого явления. К счастью, этот момент довольно прост – поскольку, как было сказано выше, любовь к «культу законности» зародилась в позднесоветское время, то основой ее состояла одна из базовых особенностей позднего СССР. А именно – тот факт, что в нем подавляющая часть подсистем основывалась на принципе непричинения вреда обществу. А значит – и населяющим его гражданам. Нет, конечно, не все было столь радужно – в частности, вполне возможен был конфликт между гражданином и государством. Но при этом главной особенностью данного конфликта всегда было то, что инициировался он исключительно данным гражданином. Причем, в большей части случаев с абсолютно благой целью – исправить недостатки существующей системы. Но, в полном соответствии с принципом Ле Шателье, данное действие вело к соответствующему противодействию – вплоть до довольно жесткого варианта.
* * *
Ничего хорошего во всем этом, разумеется, нет – поскольку любой социум должен иметь механизмы своей адаптации. Но в данном случае речь идет несколько о другом. А именно – о том, что уровень социального паразитизма в СССР был крайне низок. А значит – опасность вышеуказанного сценария в нем практически не осознавалась. Никак, даже в том зачаточном состоянии, в котором это присутствует во всех классовых обществах. Иначе говоря, советский человек считал, что паразитов быть не должно, что они – исключение из правил, которые можно исправить… более тщательным данных правил применением. Вот отсюда и вытекает этот самый культ. То, что законы могут писаться «под паразитов», советский человек представить себе не мог в самом кошмарном сне. Это было за гранью его «горизонта событий».
При этом, разумеется, считалось, что можно – и даже нужно – указанные законы менять. Это-то позднесоветский человек уяснил где-то к середине 1980 годов. То есть – ко времени, когда признаки назревающего с конца 1960 кризиса стали уже довольно очевидными, а точнее, более, чем очевидными для граждан страны. Но, как уже было сказано, для понимания причин грядущей катастрофы надо было выйти «вовне», поглядеть на систему с более высокого уровня – а это для большинства невозможно. (Впрочем, еще более обидно – что в позднесоветском мире это было невозможно и для меньшинства.) Вот тогда и стало широко популярным то самое представление о том, что «в свое время мы свернули не туда», что надо «вернуться на столбовую дорогу цивилизации» и т.п. То есть, окончательно оформился тот комплекс деструктивного мышления, который сейчас принято именовать антисоветизмом.
То есть, его зарождение было самым, что ни на есть закономерным итогом указанного выше «застоя». Результатом же самого господства данного мировоззрения стало углубление и расширение падения, приведшего впоследствии к самым трагическим результатам. (Впрочем, нет – самые трагические еще впереди.) Да, собственно, ничего иного от него ожидать было невозможно – поскольку с самого начала антисоветизм представлял собой исключительно деструктивное явление. Но обо всем этом будет сказано в следующей части…
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →