Кстати, если посмотреть на последующее развитие событий в тех же кавказских республиках, то возникает мысль, что пресловутые рабы – это была вовсе не метафора. Но даже если не затрагивать этот, то можно легко догадаться, что постсоветское представление об указанной РКМП почти полностью укладывалось в концепцию «роскошного потребления». Нет, конечно иногда задумывались и об иных вопросах – например, о том, какое место указанная держава должна занимать в мире. (В тех же 1990 годах это было довольно популярное направление – убеждать, что без Революции России бы «нагнула» всех, кого только можно.) Ну, или помечтать о необычайном научно-техническом развитии в данном направлении, которое – согласно указанной концепции должны были обеспечить «великие умы», в реальности бежавшие от большевиков или изгнанные ими. (Самым популярным тут был Сикорский – который мыслился, как «сверхгений», наподобие того же Теслы. Правда тот факт, что как раз с авиастроением-вертолетостроением у СССР безо всякого Сикорского все было более, чем замечательно, почему-то игнорировался.)
Но научно-техническое или даже военное превосходство тут было, все же, вторичным. Постсоветский человек прекрасно помнил свое недавнее прошлое – а именно, то, что еще недавно Советский Союз безо всякой «альтернативы» был второй державой в мире. (И значит, акцентирование на этом моменте могло вызвать вопросы о том, что же заставило указанную сверхдержаву обратиться в текущее жалкое состояние.) А вот роскошное потребление… Причем, надо сказать, что слово «роскошное» тут наиболее важно, поскольку оно «переворачивало» это самое понятие в положение, полностью противоположное тому, что подразумевалось под этим словом в СССР. То есть – не об удовлетворении жизненных потребностей, не важно, первичных или второстепенных, а о превращении этого процесс в основную цель жизни.
* * *
Если кто помнит, в Советском Союзе был популярен лозунг: «Мы живем не для того, чтобы есть – а едим для того, чтобы жить». Авторство данной фразу приписывают Сократу – но это абсолютно не важно. Важно, что еда рассматривалась, как важная сторона человеческой жизни – но никак не как основной ее смысл. Гастрономов в традиционном понимании – то есть, не продуктовых магазинов, а людей, для которых важным было именно смакование еды, упоение процессом ее поглощения – в советской стране быть просто не могло. Кстати, это не значит, что советские люди должны были питаться бурдой – нет, в СССР было, например, множество ресторанов, где готовили достаточно изысканные блюда. (Причем, по качеству на порядок выше, чем теперь!) Однако вся эта «кулинария» рассматривалась почти исключительно, как элемент праздников, торжеств – то есть, тех моментов, которые должны запомниться в жизни. (Скажем, свадьбы или защиты диссертации.) «Просто так» поглощать изысканные кушанья считалось не то, чтобы запрещенным – но странным и глупым.
То же самое можно было сказать и про все остальные аспекты потребления. Да, СССР не был государством аскетов, напротив, тут производились разнообразные предметы «роскошной жизни», начиная с дорогой одежды – скажем, тех же шуб – и заканчивая ювелирными изделиями. (Причем, по цене все это было относительно доступным.) Однако все это выступало лишь неким «приятным дополнением» к основным целям в жизни – в качестве которых рассматривался трудовая деятельность, понимаемая, как созидание, как создание новых сущностей. (И «роскошь» допускалась исключительно, как награда за это: скажем, премию получил – шубу купил. ) Правда, в более позднее время она стала сочетаться с т.н. «семейными радостями» - однако и семья в это время рассматривалась, как некий вариант «созидательной деятельности». (Как место для воспитания новых людей. И хотя нельзя сказать, что это представление полностью соответствовало реальности – но речь-то идет не об этом, а о тому, что отражалось в общественном сознании.) В любом случает прямая «радость потребления» признавалась чем-то мещанским, пошлым, недостойным человека.
Но именно поэтому нарастание в позднесоветское время процессов отрицания советского общества привело к обратному – к прославлению процесса потребления. Говорить о том, почему же это произошло, тут нет смысла – поскольку это очень большая и серьезная тема. Единственное, о чем можно упомянуть в рамках выбранной темы – так это о том, что указанное явление было абсолютно естественным при происходящим тогда течении событий. Иначе говоря, если что-то (созидание, труд) ставить во главу угла в течение десятилетий – то без принятии определенных мер оно неизбежно будет повержено. Просто потому, что «естественным образом» никому в голову даже не придет его защищать – даже при понимании ценности. Именно это случилось с «трудовой этикой» советского общества при переходе к постсоветизму, вызывав торжество ее противоположности.
Правда, практически сразу же стало понятным, что указанное торжество потребления имеет очень и очень отвратительный оттенок. А именно: жрущие и хапающие все под себя бандюки и бизнесмены, похожие на бандюков, а так же чиновники, похожие и на вторых, и на первых – в общем, вся эта новоявленная «элита» конца 1980 начала 1990 годов – оказалась настолько отвратительной, что даже антисоветизм тут не мог помочь. Вот тут то и стала популярной идея о том, что может быть иначе. Что возможно не бандитско-новорусское, а совершенно иное, утонченное и эстетичное потребление, потребление, делающее честь человеку. Эта идея, наложившись на идущий в советском обществе процесс «консервативного реванша» и стала основанием для формирования указанной «консервативной утопии» – некоего идеального общества, которым могла бы стать «Россия без большевиков». Как уже говорилось, от отрицания советского общества этот мир получил концепцию «торжества потребления».
А от отрицания текущей, бандитско-утилизаторской реальности 1990 годов – идею «утончения», ритуализации всей жизни.
* * *
Впрочем, можно сказать, что эта страсть к ритуалу стала присуща позднесоветскому человеку еще раньше – еще тогда, когда не только о бандитах, но и о кооператорах еще не слышали. (За исключением магазинов потребкооперации.) И основанием для нее стало фундаментальное изменение жизни, связанное с урбанизацией и модернизацией. А главное – неожиданная остановка этого процесса в период т.н. «позднего застоя», когда вдруг стало непонятно, чего же ожидать: или дальнейшего движения к будущему, или… Или же – возврата к прошлому, ставшему в это время уже давней историей. В любом случае, ритуал для позднесоветского/постсоветского человека начал восприниматься, как нечто однозначно положительное, структурирующее жизнь – в отличие от уже не работающей «советской идеи» и принципиально деструктивного новорусского взгляда на жизнь.
Собственно, именно отсюда растут корни того важнейшего аспекта указанной утопии, который сами сторонники «России без большевиков» именуют «нобилизацией». Т.е., гипотетического привития норм и правил жизни высших слоев общества всем остальным. На самом деле, конечно, подразумевается, что речь должна идти только о «приличных людях» - см. упомянутые выше «трех рабов» - однако вслух говорится, все-таки, о «всем обществе». Тут самое смешное, конечно, то, что эти самые нормы и правила высшего общества известны, в основном, даже не по литературным источникам, а по их «кинематографическому отражению», сделанному советским кинематографом – что означает огромное их искажение по отношению к «оригиналу». (В котором, например, бордели были нормальным явлением жизни, а подделка ценных бумаг считалась «условно приемлимым» поведением, вроде мелкого хулиганства. Ну, а не платить «быдлу» было в порядке вещей – о чем прекрасно сказано в классической литературе.)
Тем не менее, даже эта особенность – когда вместо реальных дворян в качестве примера берутся какие-то мифические «эльфы», пьющие нектар и испражняющиеся бабочками - не является самым главным недостатком указанной модели. «Консервативная утопия» имеет и более важный, фундаментальный недостаток – связанный с тем, что в ее рамках полностью исчезает понятие труда. «Консерватор» может долго рассматривать самые различные аспекты своей «идеальной жизни» - начиная от сексуальных отношений и заканчивая отношениями юридическими – но труд всегда остается для него «за рамками». Я уже писал о подобной особенности, когда разбирал чудиновских «Победителей», однако данная особенность является отличительной для всего «жанра». В мире, где утонченно потребляют и ритуально проживают жизнь, труд просто не может иметь место. Кстати, как можно догадаться, это относится не только к РКМП, но и к любым другим мирам вариантам «консервативных утопий». Например, та же Иванкина выстраивает подобный «мирок» на основании … «сталинской эпохи». (Получается что-то наподобие известного фильма «Строгий юноша» - в свое время совершенно закономерно положенного на полку. За полное отсутствие связи с текущей реальностью.) Разумеется, до «настоящего» моделирования в виде написания романов она не опускается, однако постоянное акцентирование внимания на «дворянской культуре» того времени не оставляет сомнения в том, как же видится Галине указанный период.
* * *
И вот тут мы подходим к самому главному. Ведь на самом деле может показаться, что в «консервативной утопии» никакого вреда нет: ведь люди уходят в идеализированное прошлое не просто так, а в качестве побега от мерзостей современной эпохи. От той самой бандитско-бизнесменско-чиновничей культуры и сопутствующих ей мерзостей. Тем не менее, именно в том, что указанный «мир без труда» начиная восприниматься реальной альтернативой текущей реальности, и заключена основная опасность. Поскольку в этом случае отказ от современного «утилизаторства» оказывается мнимым, даже если внешне и идет речь об отрицании принципов «малиновых пиджаков» и различных «кооперативов Озеро». Ведь в любом варианте подобной «утопии» речь идет обо одном и том же – об использовании неких, «внешних» по отношению к системе ресурсов ради роскошной жизни неких «избранных слоев». И неважно, будут ли это «вороолигархи», вышедшие из позднесоветской номенклатуры или некие наследственные дворяне, ведущие свой род от самого Рюрика – сути это не меняет.
Кстати, у нас уже есть практически лабораторный пример данного процесса. Речь идет об Украине, где пресловутая «революция гидности» проводилась под лозунгами смены существующего «воровского режима» то ли на некий вариант «креакло-европейского пути», со смузи и безвизом. То ли – на «национально-ориентированный» тип общества, с «садочком коли хатi». Впрочем, в реальности получился гибрид и того и другого, однако в любом случае фатальный для данного несчастного государства. (Более фатальный, нежели то, что было – как не странно звучит подобное.) Да, собственно, ничего другого быть и не могло – поскольку оба указанных «мира» в реальности представляли собой ту самую «консервативную утопию», как не странно это прозвучит. В которой речь шла исключительно об изменении потребления, не важно, на «европейско-прогрессивный» тип, или же на «народно-традиционный». Поэтому единственным способом существования указанного общества становилось то же самое утилизаторство, только доведенное уже до крайнего предела. (А как еще расширить круг «получающих блага» - что и выступало основной целью пресловутой «гидности».) Поэтому тут «под нож» утилизаторов пошли уже не просто имеющиеся ресурсы, но вообще все, включая жизненно-важные подсистемы общества. (То есть то, без чего оно просто не может существовать сколь либо длительное время: скажем, коммунальное хозяйство, которое просто лишилось платежей, медицина, образование и т.д.)
Впрочем, подробно разбирать «украинский синдром» тут нет смысла. Можно только отметить, что он является порождением того же самого явления, что и указанная «чудиновско-крыловская» «нобилизированная Россиия» - то есть, того самого «мира без труда». Мира, заточенного под утонченное потребление того, что неизвестно, откуда было получено. (А точнее – что было отобрано у тех, кому не повезло войти в разряд новоявленных «нобилей». Украина тому самый яркий пример.) То самое потребление – не важно, «одетое» в «малиновый пиджак», модно-креативный хипстерский прикид, национальную «вышиванку» (для России – косоворотку), или, например, роскошно сшитый дворянский костюм – которое, в любом случае, приведет к разрушению всего, что еще осталось от советской эпохи. И результат которого будет примерно одинаков – вне того, под каким «соусом» это произойдет. (Опять-таки – достаточно посмотреть на наших соседей.)
* * *
Поэтому можно сказать, что указанная «утопия», в любом ее варианте – не может представлять собой не то, чтобы «здоровое», а вообще, «живое» общество. Общество, которое могло бы существовать «автономно», без возможности пожирания чего-то ранее созданного. То есть – это, в лучшем случае, паразит – нечто, живущее исключительно за чужой счет. Кстати, в отличие от утопий «классического типа» - где, напротив, речь идет почти исключительно о воспевании системы общего труда, об ориентацию на создание новых сущностей в ущерб всему остальному. Так что, следует понимать, что пока эти самые варианты «России без большевиков» - ну, или «содочком коли хатi» - господствуют в нашем общественном сознании, то ничего хорошего тут быть не может. Правда, можно сказать, что данный процесс сейчас идет на убыль: скажем, еще лет десять назад любые упоминания о «Новой Российской Империи» - не важно, исторической или «новодельной» - воспринимались на ура всем обществом, то теперь такого нет. (Чудиновские «Победители» мало того, что вышли мизерным тиражом, так еще и были широко раскритикованы.)
Что, разумеется, не может не радовать…
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →