В благословенные позднесоветские времена, когда главной проблемой было достать какой-нибудь «дефицит» (не важно что – финские сапоги или туалетную бумагу), советский человек оказался окруженным настолько мирной и безопасной жизнью, что ему даже в голову не мог прийти, что она может быть устроена иначе. Для него любое иное положение выглядело аномалией – хотя реально аномалией было как раз данное «безопасное общество», кардинально отличающееся от всего, что было в человеческой истории. На самом деле, как уже не раз говорилось, подобное состояние было однозначным достижением, несущем немало благ – особенно в том случае, если бы оно было доведено до своего логического завершения. Но, тем не менее, у подобного, несомненно благого, мира, был и определенный недостаток. А именно – в его рамках было очень и очень тяжело понять ощущение людей, в это самое «безопасное общество» не включенных. К которым относились и жители стран Третьего мира, и, что самое главное, собственные предки. (Причем, недавние – разница была буквально в поколение, то есть, не понимали своих отцов и матерей.)
Причем, самое главное непонимание тут касалось вопросов изменения мира – то есть, источников исторического движения. Почему – понятно: ведь для позднесоветского человека окружающая реальность выглядела настолько теплой и комфортной, что казалось, что любые изменения должны нести лишь благо. Однако, при этом, он прекрасно знал, что в истории дело обстояло совершенно не так, что в мире случались войны, революции, голод и разруха… Поэтому требовалось создание особой теории, должной совместить господствующие представления с указанным фактом. Таковой теорией и стал миф о неких мерзких фанатиках, на которых и лежит основная вина за все человеческие беды и напасти. Дескать, есть такие нехорошие люди, которых хлебом не корми – но дай разрушить существующий мир. (Вообще, сама идея «хорошего» или «нехорошего» человека представляет собой отдельный «супермиф», о котором надо говорить отдельно.) По каким причинам они это должны желать – не особенно важно, хотя обыкновенно считалось и продолжает считатся, что это «особенность их психики». Впрочем, в любом случае, эта самая страсть к разрушению неизбежно приводит фанатиков к конфликту с окружающим миром – и тут или мир должен «дать по рогам» извращенцу, или они его приведут к неизбежной гибели.
* * *
Разумеется, самыми «известными» из фанатиков для позднесоветского человека были фашисты. Причина проста – даже для СССР 1970-1980 годов Великая Отечественная война все равно оставалась одним из самых больших бедствий в истории. (В стране почти не было семьи, которую бы обошли тяжелые потери в ней.) Однако при этом внятных объяснений данного феномена в почти не существовало… То есть, конечно, официальная пропаганда заявляла там что-то о сговоре промышленников и банкиров, но данная концепция для позднесоветского человека категорически не подходила. Во-первых, потому, что он давно уже привык не доверять официальной пропаганде. А, во-вторых, о том, что представляют собой банкиры и промышленники, этот самый человек не имел ни малейшего представления. (Единственным источником информации о данном явлении было искусство – а в нем, как известно, классовым вопросам никогда не уделялось должное внимание. ) В результате чего гораздо более подходящей для позднесоветского мышления оказалась «альтернативная» точка зрения, гласящая о том, что суть фашизма состоит в том, некая группа «нехороших людей» - то есть, собственно, фашистов – сумела таинственным образом «захватить сознание» большинства немцев и заставить их полюбить свою идеологию.
Впрочем, эта точка зрения была чуть ли не официальной для Запада, и попала в нашу страну именно оттуда. (Антифашистские произведения в СССР, в целом, приветствовались.) Но даже в этом случае первичным тут являлось именно то, что эта самая западная «точка», удивительным образом, оказалась комплиментарной к сознанию позднесоветского человека, оперируя понятными и приятными для него категориями. (Что, собственно, свидетельствует о том, что и у «них» в указанное время выстраивалось то же самое «безопасное общество», с теми же основами.) Поэтому чем дальше, тем больше фашизм в СССР ассоциировался именно с атрибутами фанатичной идеи – вроде разного рода свастик, черных мундиров СС и самих СС, факельных шествий и т.д. – и все меньше со своими реальными причинами.
Впрочем, как уже было сказано, одним фашизмом тут дело не ограничивалось. В качестве примеров фанатизма находили и иные «неприятные» моменты – например, ей объяснялась средневековая Инквизиция. И разумеется, совершенно неудивительно, что возникшее на фоне роста «консерватизма» отрицание великой Революции выстраивалось на той же «основе». Хотя, если честно, тут можно сказать – что ничего особо не изобретали, а просто взяли готовую концепцию, созданную в среде белогвардейцев. Согласно ей, основную роль в революционных событиях сыграли некие «нехорошие» революционеры, «взбаламутившие» основную массу людей, и благодаря этому свергшие «хорошее» правительство. Под «хорошим правительством» - в зависимости от «оттенка» консерватизма – могли подразумеваться и «Временные», и Николай Второй. Ну, а «нехорошесть» революционеров часто могла выражаться в их «неправильной национальности» – но не всегда. В любом случае одно оставалось неизменным: чем дальше – тем сильнее становилась уверенность позднесоветских людей в том, что именно эти самые фанатики, лишили их «нормальной жизни». Ну, той самой в РКМП, где «жирные остендские устрицы», черная икра в каждом трактире и веселые покатушки на тройках. Поэтому к самому концу СССР любое упоминание революционеров вызывало исключительно раздражение, а то и ненависть – даже если речь шла о любимых еще недавно декабристах, об участниках Великой Французской революции или вообще, о борцах с колониальным режимом. (Кстати, о «февралистах» в данном случае стали просто умолчивать – что привело к абсурдной ситуации, когда стало считаться, что «большевики свергли царя».)
Ну, а в «фаворе» оказались их противоположности – те люди, которые, вместо каких-то абсурдных свобод предпочитали заботится исключительно о личной выгоде. Обыватели, мещане… В конце 1980-начале 1990 годов даже модно было называться обывателями: дескать, пускай недалеки – но зато не способны к разрушению. В это же время стало принято восхищаться «протестантским духом» и страдать по тому поводу, что в России не было Реформации. (О связи последней с Тридцатилетней войной предпочитали не задумываться – да и саму войну практически не вспоминать.) Ну, и разумеется, разного рода апологеты «рыночных реформ» с их подчеркнутой ориентацией на «прагматизм и выгоду» воспринимались на ура.
Кстати, сейчас становится понятным, что как раз эта самая ориентация в реальности была совершенно непрактичной, что ради того, чтобы получить ту самую «личную выгоду» на копейку разрушали общественное производство на миллионы рублей. Однако тогда все выглядело совершенно иначе: огромная часть людей была убеждена, что именно она, эта самая «личная выгода» принесет богатство и процветание – а любое обращение к общим ценностям неизбежно ведет в Ад. Причем, продержалась эта уверенность поразительно долго – я еще помню, что на выборах 1996 года нищие преподаватели вуза убеждали нас, студентов, голосовать за … партию Гайдара и Бориса Ельцина. Ага, чтобы не пришли проклятые коммуняки и не отобрали… ну, не знаю, чего можно было тогда отобрать у преподавателя , которому зарплату не платили месяцами.
Впрочем, любом случае, дихотомия «хорошие обыватели – плохие революционеры» в данном случае прекрасно показала свою деструктивность: пришедшие «любители личной выгоды и наслаждений», вместо того, чтобы привести страну в «потребительский рай», реально бросили большую ее часть в нищету. Развал промышленности, науки, искусства, деградация инфраструктуры, бесконечные «конфликты» в бывших советских республиках – периодически переходящие в банальную резню – наконец, фантастическая роскошь дорвавшихся до денег нуворишей, в общем, все эти реальности 1990 годов мало соответствовали представлениям о «нормальной стране». Увы, в рамках господствующей парадигмы населению ничего не оставалось, как ждать «когда же эти наворуются», «когда на смену олигархам первого поколения придут их дети» и т.д. Как можно легко догадаться – эти надежды оказались пустыми. («Дети», как показала практика, оказываются не только еще более жадными –но и банально тупыми.)
То есть, оказалось, что созданные в рамках «безопасного общества» идеи имеют очень малое отношение к реальности. Казалось бы, после этого следует ожидать появления какой-нибудь альтернативы, хоть как-то приближенной к реальности, но… Но этого никак не происходит. Причина проста: общественное сознание есть вещь крайне инерционная, особенно если это касается базисных концепций – а социодинамические модели (то есть, понимание причин изменения общества) относятся именно к базису. В результате чего общество до последнего старается отстоять свои давно уже потерявшие всякий смысл представления – порой проявляя недюжинные усилия в плане создания для них заплаток и подпорок. Вот так и сейчас – когда стало понятно, что реальные беды общества и людей имеют очень малую связь с пресловутым «фанатизмом» и очень сильную – с совершенно иным явлением. С тем самым милым и добрым стремлением создать свое «уютное гнездышко», о котором говорилось в прошлом посте…
Причем, относится все это не только к таким привычным для нас вещам, как коррупция. (Надеюсь, спорить о первичности «гнездования» в вопросах ее зарождения никто не будет, а равно – и о том, что это
явление выступает очень и очень деструктивным?) Впрочем, одной коррупцией тут дело не ограничивается:напротив, она представляет собой всего лишь один, причем не самый значительный пример явлений, демонстрирующих собой связь деструкции и личного блага. И в реальности есть явления намного более серьезные – например, эксплуатация и конкуренция. Именно данная «двойка», по сути, и является основанием практически всего зла в нашем мире – вплоть до таких явлений, как войны и геноцид. А вот пресловутый фанатизм, включая такую его категорию, как религиозный, на самом деле вообще, может скорее рассматриваться, как типичная «ошибка понимания», связанная с «безопасным обществом». Поскольку на самом деле под видом «фанатизма» проявляется нечто совершенно иное.
Данный момент, кстати, прекрасно объясняет тот факт, что несмотря на постоянную борьбу с «фанатизмом», он, в последнее время, только разрастается – с фантомами всегда дело обстоит именно так. Но подробнее обо всем этом будет сказано в следующей части…