А точнее, в общественном сознании – которое постепенно отходит от пресловутого «консенсуса 1990 года» – определенного представления о том, что в мире является нормой, что добром, а что злом. Разумеется, сейчас нет смысла особо акцентировать внимание на том, что основой указанного «консенсуса» выступает антисоветизм, т.е. агрессивное отрицание СССР – начиная с его достижений и заканчивая базовыми моделями поведения. Однако, помимо этого, указанный консенсус имеет и другие интересные – а точнее, довольно жуткие – составляющие. К примеру, в рамках представлений 1990 годов, любая созидательная деятельность оценивалась крайне низко. Причем, и в «обыденном» смысле – то есть, делать чего-то руками или, даже «головой» считалось низким, а к успешным действиям относилось только получение благ безо всяких затрат на это. (Вначале «отжим», а потом – «откат» и «распил».) И в более глобальном – согласно которым, любое создание какой-либо крупной системы считалось бесполезным, а порой – и откровенно вредным.
Начиналось распространение подобных идей, кстати, с «экологии», то есть, с представлений о том, что человеческая деятельность сильно вредит природе. (Не следует путать данную «экологию» с реальной наукой экологией, которая занимается изучением экосистем.) Разумеется, можно было сказать, что причиной этого послужила Чернобыльская катастрофа и последующая за ней серия техногенных катастроф. Но на самом деле указанный процесс начался еще раньше – его начало можно отсчитывать с отказа от пресловутого «переброса сибирских рек» в Среднюю Азию. Кстати, на этом примере можно хорошо увидеть истинные причины якобы «экологического» восприятия проблем, поскольку до понимания того, как повлияет на экосистемы данный процесс, мало кто добирался. Зато мысль о том, что «страна не должна горбатится на этих чурок» - а точнее, что обыватель не должен тратить свои ресурсы на инвестиции в азиатские республики – стала возникать уже в конце 1970 годов. То есть – национализм, «экологизм» и антипрогрессизм 1990 годов имел одни и те же корни.
* * *
Впрочем, говорить о их причинах надо отдельно. Тут же стоит упомянуть только о том, что особенно сильно данное представление ударяло по крупным инфраструктурным проектам. Речь шла вообще о любой «серьезной деятельности»: строительстве заводов, электростанций, плотин, железных дорог и т.д. Все это считалось «закапыванием денег в землю» - то есть, любые средства, идущие не на потребление гражданам, рассматривались, как пропавшие. Причем, данное представление являлось далеко не теоретической проблемой: популярная в конце 1980 годов идея контроля трудовых коллективов над управлением предприятиями всегда приводила к тому, что любые инвестиции в производство становились невозможным, а все деньги шли на зарплату работникам. Точнее – должны были идти, поскольку в реальности они уже тогда большей частью оставались в карманах неких «приближенных лиц». (Ставших потом хозяевами жизни.) Но даже подобная ситуация воспринималась населением, как более предпочтительная – по сравнению с закупкой нового оборудования, или, не дай Бог, капитальным строительством. Считалось, что «пусть лучше воруют, нежели строят».
Разумеется, через несколько лет подобное прекраснодушие стало выглядеть абсолютно издевательским – особенно, когда эти самые наворовавшие стали сдавать заводы на металлолом и массово увольнять персонал. Но поскольку за этот период произошла коренная ломка сознания, мало кто смог увязать случившиеся перемены с теми представлениями, которые стали популярными за несколько лет до того. В итоге вплоть до конца 1990 годов представления о безусловной вредности «мегапроектов» сохраняло господствующее положение, и лишь с началом следующего десятилетия ситуация начала меняться. Пережитый ужас деиндустриализации и развала страны сделал неактуальным «экологистские» идеи, а постепенный приход понимания того, что «получать» могут только отдельные «более равные» граждане обесценил «ценности утилизации» для большинства.
В результате на место обвинений Советской власти, что она строила заводы, пришло обвинение власти «демократической» в том, что она заводы закрывает. Ну, а потребность в деиндустриализации и буколической сельской («естественной») жизни вместе с воспеванием жизни дореволюционных крестьян сменилась на превознесение идей индустриализации. (Причем, вместе с руководителем страны, во время которого эта самая индустриализация происходила.) Все же «морально-этические» и «экологические» проблемы, что «мучили» позднесоветского человека (наверное, понятно, почему указанные слова пишутся в кавычках) стали полностью неактуальными.
Однако, понятное дело, это касалось только тех граждан, которые вынуждены были добывать себе хлеб насущный личным трудом – то есть, народа. Те же, кто сумел прорваться в «получатели-утилизаторы», продолжали жить в рамках указанного «консенсуса». То есть, мыслить примерно так же, как мыслили в 1990 году – с ориентацией на быструю прибыль, приоритет развлечений и потребления. (Собственно, именно этот слой, а точнее, его «низшая часть» - все эти «люди с хорошими лицами», наиболее массовая часть буржуазного мира – и стал главным апологетом пресловутого «потребительского общества». Того самого «общества гламура», который некоторые считают основным признаком нашего современного мира – но актуальность которого в реальности держится лишь на указанных «10% модных и современных».) В общем, говоря о ситуации в 2000 годах, можно сказать, что страна продолжала двигаться в прежнем направлении. Что чем дальше, тем сильнее создавало «напряжение» между ожиданиями масс и элит.
* * *
Однако в это время «консенсус 1990 годов» еще выглядел вечным и неразрушимым. То есть, разумеется, можно считать его ошибочным, можно выступать против него – но ничего это не изменит. (Надежды на Революцию в той ситуации напоминали надежду на прилет инопланетян, которые, согласно анекдоту, должны построить у нас коммунизм – почему, надо говорить отдельно.) Тем не менее, чем дальше, тем яснее становился тот факт, что только изменением массовых представлений дело не ограничится. Поскольку столь «любимая» утилизаторами деиндустриализация – то есть, та самая продажа заводов на металлолом – имела и однозначный конец: заводы, сдаваемые на металлолом, рано или поздно, но должны были закончится. А жить-то российским капиталистам как-то надо. Именно поэтому где-то с середины 2000 годов произошел перелом в отношении к инвестициям в производство.
Разумеется, процесс подобного рода был довольно медленным и происходящим на фоне уже упомянутой утилизации – но его динамика однозначно свидетельствовала, что мир меняется. То есть – чем дальше, тем больше средств вкладывалось в оборудование и капитальное строительство, что еще недавно было невозможным. Наконец, дошло дело до строительства новых заводов – которые превозносились, как нечто невероятное. (Хотя речь шла о довольно скромных производствах, причем, производствах «простых», с низкой добавленной стоимостью – например, об «отверточной автосборке».) Разумеется, с советскими масштабами сравнивать все это было бы смешно – но важен сам факт того, что российские капиталисты – утилизаторы пусть слабо, но начали менять модель свое деятельности от «сверхкороткой» до более-менее длительной.
Которая, на самом деле, представляла собой ни что иное, как норму для «обычного капитализма». Но в том то и дело, что постсоветский капитализм – не совсем обычный, а точнее, совсем не обычный способ организации производства. Ведь он существует на руинах гораздо более развитой Советской Цивилизации – а точнее, целого «советизированного мира». (Так что указанный аспект касается не только РФ или постсоветского пространства.) Для которого указанная утилизация оказывается гораздо выгоднее «простой эксплуатации». Поэтому отказ от столь выгодного метода может свидетельствовать только о том, что «запасы предков» начинают заканчиваться. (Кстати, указанное явление периодически интерпретируется, как «движение влево» - но это абсолютно неверно. Ни о каком «праве-леве» в условиях утилизаторства речи быть не может – поскольку это абсолютно аномальное состояние. Для которого характерно, например, наличие социал-дарвинистской политики и одновременно с этим – массовой системы социального обеспечения населения. Поэтому сейчас можно говорить только о том, что «система» переходит от данной аномалии к «нормальной правой» - относительно которой уже можно что-то отсчитывать.)
* * *
В любом случае, можно увидеть, что прежнее стремление к полному демонтажу и превращению страны в «дикую пустошь» - которая, по сути, и является конечным результатом любой утилизации – начало сменяться более конструктивным отношением. Что, в свою очередь, выразилось в возвращении индустриальных ценностей – таковых, как заводы, электростанции, мосты и дороги. Для некоторых это стало даже символом «возврата к СССР» - но на самом деле, это гораздо более «простое» состояние. А именно – «обычный капитализм». Тот, который описан в учебниках, и который, как известно, далеко не сахар. Я бы сказал, совершенно не сахар – особенно, если учесть такие вещи, как постоянно возникающие кризисы, суперкризисы, а так же войны, включая Мировые. Ну, а колониальный раздел в подобной системе вообще обыденное явление. (Что мы можем наблюдать, например, в Сирии.) Так что видеть в строительстве заводов и мостов социализм было бы смешно.
Однако именно с данной «платформы» (т.е. с «обычного капитализма», а точнее- с империализма) в свое время произошел «старт» Советского проекта. То есть, начало Мировой Революции – того пути, который только и способен вывести человечество на новый этап исторического развития. Да, пускай через множество страданий, вызванных этим капитализмом –но так устроен мир. (Нежелание в свое время совершить маленький рывок для перехода в «новый мир» приводит к необходимости заново проходить «большой круг».) В любом случае, стоит понимать, что возврата к «постиндустриализму» не будет – это порождение «советизированной аномалии» отходит в прошлое. Ну, а о том, что же приходит вместо него – надо говорить отдельно.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →