Но если сама ситуация рассмотрения вышеприведенных сборника и альманаха мэтром есть однозначно положительное явление, то его оценка данных произведений является весьма спорной. Во всяком случае, именно тут проявляется одна интересная особенность, о которой будет сказано ниже. Пока же можно сказать, что Тарасов остался весьма недоволен обоими образцами современной левой литературы.
Тут его можно понять. Ведь посудите сами: при всем богатстве образцов современного литературного творчества, тот же сборник «Будущее есть» насчитывает всего 350 страниц. Негусто, особенно если учесть, какое чудовищное число фантастических (новых) произведений публикуется хотя бы на бумаге (пытаться учитывать еще и электронные публикации нет смысла – их число давно уже перевалило за многие гигабайты текстовых файлов). Но, к сожалению, отнести все это море публикаций к коммунистической фантастике невозможно, поэтому даже для небольшого сборника пришлось размещать тексты не только коммунистической, но просто гуманистической направленности.
Ведь даже простой гуманизм кажется сегодня значительным достижением: подавляющая масса создаваемых произведений не дотягивает даже этого уровня. Напротив, основой большинства текстов является противоположный, антигуманистических и антикоммунистический мотив. Причем дело не столько, как думают многие в редакционной политике – не следует считать редакторов и издателей в своей массе какими-то особенно кровожадными людьми. Ведь подобное верно и для большинства свободно публикуемых материалов – когда над авторами не довлеет никакая цезура.
В этом смысле очень полезным является урок еще одного события в мире коммунистической фантастики: конкурса «СССР-2061» .
Созданный на волне роста интереса к СССР и левым идеям, связанным с явным исчерпанием либеральной модели в России 2010 года, этот конкурс должен был стать прорывом в новый мир фантастических идей. Идей, свободных от большинства правых догм, давно зажавших фантастическую литературу в узком коридоре возможностей и закрывших огромное число путей. И конкурс, по идее, удался, количество авторов оказалось довольно велико, в том числе, и авторов способных и даже талантливых.
Особенно удачным была изобразительная часть проекта: был сформирован соответствующий бумажный артсборник, успешно разошедшийся среди почитателей. Однако уже тогда была выявлена определенная особенность левого, а уж тем более, коммунистического направления в фантастике: для огромного числа автором коммунистическая составляющая была всего лишь антуражем, в которой реализовывались вполне традционные правые идеи.
Тут и очень часто появляющаяся идея СССР, как мощной Империи, побеждающей всех своих конкурентов, но при этом остающейся не более коммунистической и даже социалистическим (в советском смысле) государством, нежели современные державы. Для многих авторов достаточным явилось помещение СССР на роль современных США, империалистической державы, которая «отстаивает свои интересы» по всему миру. Ну, и это не было самым страшным: во многих присылаемых на конкурс работах нередко проглядывался явный фашизм, белокурая бестия в «русском обличье». Впрочем, «белокурая бестия», то есть супергерой, один справляющийся с сотнями врагов, сама по себе есть важная проблема фантастики, как таковой, и восходит к западной культуре, особенно комиксовой. Но от автором коммунистического конкурса по идее ожидаешь другого. А вовсе не повторения традиционной правой жвачки, только в иной обертке.
И в этом плане явно декларируемый гуманизм (в классическом понимании) сборника «Будущее есть» есть несомненный прорыв на фоне всей этой псевдолевой «имперщины» и «суперсолдатчины». Именно стремлением следовать в данном направлении и объясняется столь непонятный мэтру подбор произведений, в который вошло и значительное количество некоммунистических произведений. Впрочем, он сам прекрасно понимает это, и сборник особенно не обсуждает (за исключением едкого замечания о "вторичности" многих произведений. Впрочем, даже шекспировского "Гамлета" обвиняли во "вторичности" по отношению к эсхиловскому "Оресту".). Зато большое внимание уделяет вышедшему альманах «Буйный бродяга».
А ведь данный альманах еще более «локальное явление», нежели «Будущее есть» - в нем присутствуют исключительно работы блоггеров левой направленности, и можно сказать, что «Буйный бродяга» порождение лайвжурнала . Тем не менее, именно этот локальный сборник подвергается полному «разбору» одним из лучших левых мыслителей! Уже это говорит о том, что его авторы находятся на верном пути, раз сумели затронуть его внимание.
Тем не менее, удивительно, что в самом начале Тарасов сравнивает альманах с «Альманахом Научной Фантастики», издаваемым советским обществом «Знание», а также с альманахом «Искатель». Это отрадно – все-таки сравнивать самодеятельный проект с изданиями, имеющими тиражи свыше 100 000 экземпляров – то есть, по сути, бестселлерами есть одно из признаний важности. Но имеет ли это сравнение какой-либо смысл? Dедь сравнивать официальные издания, финансируемые государством с самодеятельным альманахом весьма странно, более логичным было бы сравнение с самиздатовскими изданиями того же времени (что было бы более логичным, учитывая прошлое самого Тарасова). Много ли из напечатанного там можно вообще читать в наше время?
Ведь уже это серьезно изменяет ситуацию; все авторы «Буйного бродяги» не являются профессиональными литераторами, живущими на гонорары, и следовательно, находятся в заведомо неравных условиях по сравнению с последними. Но Тарасов идет дальше. Он, например, называет рассказ Долоева «Остров» повестью (ладно, что не романом) и на основании этого предъявляет автору претензии в недостаточном раскрытии характеров героев. Самое интересное, что данная претензия могла бы считаться довольно основательной, если бы ни одно но! «Остров» - не повесть, а рассказ, и рассчитывать в данном формате на создание довольно сложных образов героев было бы странно. Тем более, что данная задача, конечно, основная цель литературы, но явно не единственная. Ведь никто не пеняет, например, Жюлю Верну, на условность многих его персонажей. Да и сделанное Тарасовым сравнение «Острова» с «Аэлитой» Алексея Толстого скорее может рассматриваться, скорее как похвала (причем в «Аэлите» Алексей Николаевич как раз мастерски выписал характеры землян - инженера Лося и Гусева).
Но уже сам момент сравнения выдающимся левым мыслителем рассказа Долоева, да и всего альманаха с «Аэлитой» с советской фантастикой 1920 годов является опять же, интересным замечанием мэтра. Ведь, и советская фантастика данного периода, как и ее предшественница, богдановская «Красная Звезда» являются явлениями, напрямую связанными с формированием советского космического мышления. Того самого, что через несколько десятилетий будет основой реального освоения космического пространства. И в этом смысле, при всей своей художественной примитивности, она крайне важна.
Впрочем, при этом следует учитывать, что сама фантастика в этот период еще очень незрела, и те сложнейшие вопросы, что будут ставиться фантастами в последующем, еще остаются вне их внимания. Еще совсем недавно их задачей было всего лишь описание тех или иных достижений науки и техники. Более того, и эта-то возможность довольно нова. «Мне пришло в голову, что обычное интервью с дьяволом или волшебником можно с успехом заменить искусным использованием положений науки» - писал Герберт Уэллс довольно близко к данному времени..
То есть, научная фантастика, как таковая, в 1920 годы еще не выделилась в особую отрасль искусства, еще не покинула ряды того, что Александр Тарасов назвал «массовой культурой. И Жюль Верн, и Герберт Уэллс – однозначно массовая культура. Тут можно еще вспомнить, даже Ивану Ефремову критики инкриминировали то же самое. Причем чуть ли не в тех самых словах, в которых Тарасов критикует рассказ Долева: "Однако все персонажи «Острова» практически лишены персональных психологических черт: думают одинаково, реагируют одинаково и даже говорят одинаково. Они лишены индивидуальности, они одномерны. Перед нами — лубок, в котором лубочные герои действуют в лубочных обстоятельствах."
Данное высказывание поразительно напоминает некоторые рецензии на "Туманность Андромеды" 1950 годов. Что же говорить про Стругацких, которым стремление к масскульту вменялось каждым вторым критиком..
Но Александр Николаевич идет дальше. Помимо сравнения с фантастикой 1920 годов и советскими фантастическими альманахами он, наконец, ставит ту планку, ниже которой, по его мнению, не стоит опускаться авторам коммунистической фантастики. Описывая впечатление от рассказа Долоева, мэтр недвусмысленно заявляет:«Почему эстетически он абсолютно буржуазен, почему он развивает не традиции левых авторов, скажем Горького, Платонова или Артема Веселого (а если они кажутся ему «архаичными», то почему не Жан-Поля Сартра, Габриэля Гарсиа Маркеса, Алехо Карпентьера, Хулио Кортасара, Серхио Рамиреса, Чезаре Павезе, Бертольта Брехта, наконец». В самом деле, почему? Впрочем, возможно, планка недостаточно высоко поднята: следовало бы сразу взять Льва Николаевича с Федором Мизайловичем и Антона Павловича в придачу, пусть они и не левые авторы, но эстетически безупречны (раз речь идет о публикации на русском языке, то логично сравнивать именно с русскоязычной литературой).
Вот ведь какое сравнение. Не чета каким-то там Ефремовых и Стругацких с Бредбери и Кларком вместе взятыми. Отречься от массовой культуры, сразу перейдя в классику, как таковую – вот программа минимум для современного коммунистического фантаста, которую ставит Тарасов. Впрочем, данная претензия относится не только к начинающим российским авторам – досталось от него даже англичанину Чайна Мьевиллю, даром что он довольно популярный и печатаемый, в отличие от молодых авторов альманаха.
Впрочем, вот и мы подошли к разгадке той особенности восприятия Александра Тарасова, о которой шла речь вначале. Мыслитель и публицист автоматически ставит для автором очень высокую планка, потому, что считает развитие коммунистической фантастики в связи с развитием всей литературы в целом, как единого процесса. И в этом плане, действительно, нельзя опускаться ниже уже достигнутого. Фантастика 1920 годов уже была, и следовательно, это давно пройденный этап. Надо идти дальше.
Но метафора непрерывного пути, при всей ее привлекательности, не может рассматриваться, как априори верная. В том то и дело, что путь - далеко не непрерывный, даже в развитии всей культуры в целом были периоды падения отката назад. Что же говорить про коммунистическую литературу! Дело в том, что большинство авторов и сборника «Будущее есть», и «Буйного бродяги», и даже Чайна Мьевилль – люди совершенно иного поколения, нежели Александр Тарасов. И это создает совершенно иное восприятие действительности. Дело в том, что практически весь предыдущий век история развивалась по возрастанию, к большему равенству и социалистичности общества. В этом плане показателен сам Тарасов - боровшийся с советской властью с коммунистических позиций, находящей ее недостаточно левой, вернее даже вполне правой. И он был абсолютно прав в этой борьбе.
Но теперь, после катастрофы 1991 года, эта "правая" советская власть кажется недосягаемым образцом социализма, практически раем земным. Впрочем, данный процесс охватывает не только бывший СССР, но и весь мир, сменивший движение к обществу все большего равенства и социальной защищенности на обратное. И если для Тарасова вопрос об очевидности коммунистической идеи, как таковой, даже не вставал, то про наших современников сказать подобное нельзя. Но в период, когда мир переживает не взлет, а скорее падение и коммунистической, и левой идеи, как таковой, и массовый реванш правых и ультраправых представлений, невозможно представить себе развитие коммунистической культуры так, как будто этого разворота не было.
В общем, нет никакого равномерного процесса культурного восхождения, а есть сложный и неоднородный процесс. И в этой ситуации ожидать равномерного роста уровня коммунистической культуры было бы странно, хотя бы потому, что целые поколения творцов сознательно отреклись от коммунистических идеалов. Да и от левых тоже. Но и читатели, как таковые, тоже не отстают. Представить, чтобы в те же 1990 годы кто-то по доброй воли читал Горького, невозможно. Разумеется, Маркес и Сартр еще считаются приемлимыми авторами (потому, что не наши), но и их мало кто читает. Массы захватила та самая массовая культура, о сходстве с которой так сокрушался Тарасов. Причем, абсолютно добровольно и безо всякого давления извне. Почему – рассказывать очень сложно, пока достаточно сказать, что данный процесс есть закономерное завершение советской катастрофы.
И только сейчас появляется робкая надежда на то, что низший уровень этого процесса пройден. В общем, левая и коммунистическая идея начинает заново завоевывать умы. Да, авторы, пишущие коммунистические произведения, еще очень далеки от идеала, но как говорил известный политический деятель: «Других писателей у меня для вас нет».
И тем более странно требовать от только-только зарождающейся заново коммунистической культуры уровня Брехта или Горького, тем более, что данные писатели не фантасты. Да, если помимо очевидной проблемы кризиса левого искусства еще и учитывать специфические проблемы фантастики, как жанра, то ситуация еще усложнится, потому, что этот жанр сам по себе еще совершенно молод (если Уэллса, да и Ефремова можно рассматривать, как классиков), и гораздо менее разработан, нежели «традиционная литература». Но тем не менее, можно сказать одно – начало новой коммунистической волне положено.
А там, возможно и воплотится в жизнь мечта Александра Тарасова – будут созданы произведения в жанре коммунистической фантастики, находящиеся на уровне мировой классики. Ведь, как говориться, дорога в тысячу ли начинается с первого шага…