Разумеется, это не значит, что подобная особенность нашего мира делает его «неуправляемым» - любое «внешнее воздействие» всегда можно компенсировать. Однако это однозначно «запрещает» выполнение любых, более-менее сложных действий «за одну итерацию» - в том смысле, что любой, даже самый совершенный, план обретает необходимость корректирования «по факту». Данная особенность нашей Вселенной полностью разбивает известный миф о возможности существования неких «вершителей судеб мира» - не важно, явных, вроде всех этих королей, императоров или президентов, или тайных, вроде пресловутого «мирового правительства» или инопланетных рептилоидов. Поскольку любое «всемогущество» и «всеведение» в данном случае оказывается ограниченным тем самым «сопротивлением», которое даже самый хитроумный план способно превратить в пшик.
В результате чего пресловутый волюнтаризм – т.е., уверенность в том, что все события мира есть следствие действия той или иной человеческой воли – оказывается ошибочным представлением. Причем, даже не потому, что в реальности результат любого действия оказывается «равнодействующим» между данной волей и указанным сопротивлением среды, но еще и потому, что любое «многоразовое» действие всегда несет в себе нелинейность. Которую можно – как уже говорилось – компенсировать «по мере возникновения», но никогда не удастся учесть изначально. С учетом же того, что пресловутый «хитрый план» всегда охватывает множество людей, подобная нелинейность возрастает многократно.
Поэтому любая воля – даже наделенная деспотической властью – вынуждена, в конечном итоге, приспосабливаться к имеющимся условиям, поскольку даже ломая их силой, невозможно сразу получить то, чего желаешь. (Если, разумеется, ставится цель именно изменения реальности - а не чего-то другого) А упорство в достижении поставленной задачи – т.е., стремление на каждой из «итераций» действовать в прежнем направлении – оказывается ценней, нежели все приложенные усилия на одном из этапов. Поскольку именно это позволяет избежать одной из самых опасных ошибок нашего мира, состоящей в том, что, будучи поставленным перед невозможностью исполнения задуманного «за один шаг», исполнитель начинает кидаться в противоположную сторону.
* * *
Т.е., в рамках волюнтаристического восприятия реальности даже «неуспех» случившегося связывается исключительно с ошибками плана (или «планировщика») – в результате чего «все отменяется», и вместо «следующей итерации» начинается новое движение. С тем же результатом...
Особенно это характерно для социальных вопросов – поскольку в той же «физике» и связанных с ней областях еще может быть представление о том, что есть реальность за пределами волевого желание. (То есть – пресловутая Природа.) Поэтому если и случаются неудачи – а они при освоении «новой реальности» случаются всегда – то тут ищут не только проблемы с задуманными проектами, или с недостачей воли в их проведении в жизнь, но и с имеющимися объективными проблемами. Поэтому, скажем, самолеты все же летают – хотя с самого начала использования данной «технологии» ее преследовали частые катастрофы. (То стабильность полета окажется недостаточной, то флаттер возникнет, то накопление напряжений металла вызовет развал самолета в воздухе – ну и т.д., и т.п..) Однако вместо того, чтобы полностью отбросить данный проект в пользу чего-то иного, авиастроители упорно и методично искали причины каждой катастрофы, постепенно продвигаясь в сторону безопасного и успешного полета. (А могли бы после очередного падения просто заявить: машины тяжелее воздуха летать не могут – и точка!)
Собственно, именно поэтому большая часть «физических», а так же «химических», «биологических» проектов была реализована. В отличие от проектов социальных, для которых уверенность в том, что «…политические программы, будучи применены в экономике тоталитарной властью, могут изменить ход истории…» в подавляющем большинстве случаев сменялась резким разочарованием, переходящим в полное отрицание сделанного. (Без понимания необходимости различения действительных ошибок – и указанного «сопротивления среды».) Причем, это касается не только нашей страны – скажем, тот же Запад с его «неолиберальной волной», накрывшей все достижения кейнсианства и «welfare state», можно сказать то же самое. Более того: именно у нас можно было наблюдать наиболее длительный период нахождения в «состоянии проектности», длившийся с 1917 года до конца 1960 годов. (Т.е., именно в это время оказалось допустимым не отказываться от сделанного выбора в связи с имеющимися проблемами – но корректировать его в связи с имеющейся обстановкой.)
Впрочем, понятно, что о данном вопросе надо говорить отдельно. Тут же можно только указать на то, что основанием для данного отношения к реальности тут было именно такое понимание социальной динамики, которое включало в себя представление о неизбежности «сопротивления среды». (Т.н. «исторический материализм», основанный на материализме диалектическом, т.е., на изначально «спиральном» понимании любого развития.) Более того, в рамках указанного представления было возможным даже использование «нелинейных моделей» - вроде знаменитого «обострения классовой борьбы по мере продвижения к социализму». (Напомню, что один из важнейших шагов советского руководства – а именно, коллективизация – была предпринята исходя как раз из данного предположения.) Разумеется, полностью применить весь потенциал данного открытия так и не удалось – из-за сложности понимания того, что же следует рассматривать под «усилением классовой борьбы» - однако сам факт работы на подобном уровне впечатляет. (Даже при учете того, что ошибочная трактовка указанного представления и принесла определенные проблемы.)
* * *
Тем не менее, «удержать» взятую планку не удалось – в том смысле, что к концу 1950 годов возобладало традиционное волюнтаристическое восприятие действительности. (Которое нельзя сводить к одному только Хрущеву – скорее, наоборот, Хрущев с его «коммунизмом к 1980 году» прекрасно вписался в нарастающие еще с конца 1930 годов волюнтаристические тенденции.) Результатом чего стала полная потеря возможности рационального изменения мира – что мы и могли наблюдать с этого времени. (Особенно ярко это проявилось в 1980 годах, когда любые «сознательные изменения», сталкиваясь с «сопротивлением среды», вели лишь к большей разбалансировки социального организма.) Но, разумеется, об это надо говорить отдельно
Тут же можно только еще раз указать, что непонимание того, как же реализуются «сложные проекты», оказалось для идей социального переустройства мира фатальным. И к настоящему времени возобладала уверенность в том, что никакие изменения в данной сфере невозможны – а единственно верной тактикой выступает лишь следование «естественному порядку вещей» и «вековым традициям». В результате чего чем дальше, тем сильнее возрастает привлекательность становится ситуация «консерватизма» - т.е., метаидеи, в основании которой лежит стремление сохранять «единственно-возможные» социальные отношения, выражаемые «здоровым капитализмом». (Любимая «фишка» Фритцморгена, кстати.) Ну, может быть, несколько «сдобренные» патернализмом и протекционизмом – что так же не есть особая новость, а скорее наоборот, отсылка к меркантелизму XVIII столетия.
Но, разумеется, это только иллюзия – в конце концов, от меркантелизма и даже протекционизма отказались в свое время не просто так. И в реальности стремление к «естественному порядку вещей» не только не является панацеей – а наоборот, лишь усиливает течение той «социальной болезни», в которой находится наше общество. Однако обо всем этом надо говорить уже отдельно. Как надо отдельно говорить о том, что нарастающее стремление к «естественности» оказывается вовсе не спасением от указанного выше волюнтаризма, а наоборот, приводит к его углублению и усилению во всех сферах деятельности человека. Включая и такие, где он до этого и не думал проявляться…