Означает ли это, что за пределами «кидания понтов» подобные вещи не имеет никакого значение? Разумеется, нет. Поскольку если бы дело обстояло так, то вряд ли можно было вообще говорить об их производстве: ведь «несотворенным» понтоваться невозможно. Да и только что созданным тоже. Поэтому – конечно же, как и значительная часть иных результатов человеческого труда – «культурные ценности» в большинстве своем выполняют и «потребительские функции». В смысле – в доме можно жить, на автомобиле (пока он окончательно не перешел в категорию «ретро») ездить, а картину использовать, как иллюстрацию чего либо. Собственно, до изобретения фотографии именно последняя задача обычно ставилась перед живописцами – которые считались обычными ремесленниками, стоящими чуть выше сапожников и портных. (В Средние века они даже входили в ремесленные цеха.) Разумеется, существовали и «модные авторы» - художники, скульпторы, архитекторы – которые уже на момент начала своей работы рассматривались, как «производители понтов», одноко подавляющее число представителей данный профессий выполняли вполне утилитарную роль.
Однако понятно, что, говоря о значении «культурных ценностей» - а точнее, о их «универсальном», очищенном от влияния «понтов», значении – мы имеем в виду не только, и не столько эту скромную утилитарность. («У этой картины большая польза – она дырку на обоях закрывает») В том смысле, что рассматривая, например, живописные полотна в галерее, мы желаем увидеть увидеть в них не только исчезнувшие черты чьей-то давно почившей в бозе пра-пра-пра-пра-бабушки или расположение деревьев в давно уже вырубленной роще, а нечто иное. То, что, собственно, и заставляет творцов творить даже тогда, когда «заказчика» для их работ даже не предвидится. (Вспомните ситуацию с Ван Гогом.) То есть, некую «третью ценность» - помимо уже помянутых «ценности редкости» и «ценности утилитарного использования».
* * *
Для того, чтобы понять, о чем тут идет речь, стоит вспомнить о том, что же представляет из себя процесс создания произведения искусства. (Пока, для простоты, будем вести разговор именно о них.) А представляет собой он то, что можно назвать «сжатием информации». В том смысле, что люди, как известно, напрямую обмениваться мыслями не умеют – ну, не существует в этом мире возможностей для телепатии. (По крайней мере, на нынешней биологической основе.) В результате чего любое взаимодействие между личностями происходит только через неоднократные переходы той информации, что наличествует «внутри черепной коробки» через крайне «узкие» и нестабильные информационные каналы – вроде зрительного и слухового. Поэтому единственная возможность для автора хоть что-то донести до потребителя то, максимально плотной упаковке образов, мыслей и чувств до состояния, пригодного к передаче указанными способами.
Иначе говоря, искусство представляет собой способ эффективного «соединения сознаний», разумов. Точнее сказать, чем совершеннее указанный способ, тем больше в нем «искусства», поскольку указанная задача является базовой для общества вообще. (Поскольку кодированием-передачей информации занимается каждый представитель человеческого рода без связи с видом деятельности.) Поэтому можно сказать, что пресловутые «творцы», по сути своей, необходимы обществу для того, чтобы вырабатывать наиболее удачные «алгоритмы» информационного обмена. Которые, впоследствии, можно – а точнее, нужно – использовать в «повседневной» трудовой деятельности.
Подобная мысль может показаться дикой. Однако достаточно вспомнить, например, ту же историю живописи, которая, по существу своей, является именно историей поиска оптимального метода отображения трехмерной движущейся реальности (которым является бытие) на двухмерной плоскости. Надо ли говорить, что подобная задача крайне нетривиальна и одновременно – очень важна для реализации трудового процесса. А особенно – коллективного трудового процесса. При котором «отражение реальности» (первый «этап» труда) происходит не «прямо в мозг», а на некоторую «промежуточную», пригодную для коллективных действий, основу. В этом плане разработанные за десятки веков приемы передачи объема предметов, их цвета и даже движения путем нанесения красочного пигмента на некую плоскую поверхность, остаются актуальными и по сей день. Хотя, конечно, мало кто об этом задумывается, набрасывая эскиз в изометрической проекции или применяя перспективу для создания иллюзии пространства.
То же самое можно сказать и про бесчисленное количество литераторов, доведших человеческий язык – а точнее, языки – до высокой степени совершенства. В результате чего становится возможным ясно выражать понятия крайне высокой степени абстракции, легко обращаться с понятиями, которые в социумах с неразвитыми языками просто не могут существовать. На этом фоне, кстати, очень интересно сравнивать документы той же «допушкинской эпохи» с документами конца 19 столетия в плане их ясности и однозначности. А ведь, казалось бы, прошло всего сто лет…
* * *
То есть, любое произведение искусства, по умолчанию, представляет собой одну из побед человеческого разума над окружающей его природой – даже вне того, что конкретно это произведение изображает. Причем, как уже говорилось, величина этой самой «победы» различно для различных мастеров – в том смысле, что чем талантливее произведение, тем более «сжата» информация в его работах, и одновременно – тем проще она для «распаковки». Однако понятно, что для существования технологии и ее совершенствования необходима именно «масса» - т.е., одними только талантами поддержать сложную систему (художественных) инноваций невозможно. Поэтому, в исторической перспективе, ценность имеют практически все авторы. (Ну, за исключением, наверное, очевидных эпигонов.)
Однако вне этой перспективы ситуация меняется. В том смысле, что, во-первых, освоение новой технологии, конечно же, требует ознакомления с ее образцами – особенно, образцами наиболее совершенными. Тем не менее, основная масса художественных произведений, как правило, вне исторической ситуации оказывается бесполезной. (То есть – «рядовые» художники или, скажем, литераторы оказываются жизненно нужны «тут и сейчас», однако когда они уходят в прошлое, их конкретная ценность падает.) Более того, существует возможность выделения данных технологических приемов из своей основы, подобное тому, как выделены технологии «обычные». В данном случае «великие произведения» теряют указанное выше значение – превращаясь, скорее, в «артефакты цивилизации». Правда, в настоящее время данный процесс еще находится на начальном уровне и далек от завершения. Ну, и разумеется, не стоит забывать о ценности подобных вещей в плане понимания исторического развития – т.е., совершенствования человеческих знаний и умений на протяжении веков. Поскольку последнее есть необходимое условие для осуществления самого важного преимущества разумного существа – предсказания будущего. В том смысле, что рассматривая сотворенные вещи в их исторической перспективе, можно выделять те закономерности, которым подчиняется их сотворение.
В общем, объективная польза от существования «культурных ценностей», разумеется, существует. Однако она, во-первых, крайне сложно соотносится с «ценностью редкости» - то есть, с тем представлением, которое является господствующим в классовом обществе. Поскольку, как уже говорилось, в «мире понтов» на «внутреннее содержание» - т.е., на ту самую «информационную плотность» - практически не обращают внимание. Поскольку главный критерий в данном мире – та цена, за которую можно эту вещь продать. А, во-вторых, поскольку культурные ценности при указанной ситуации неизбежно подлежать «приватизации», растаскиванию по частным владениям, музеям и коллекциям, то упомянутую выше «историческую перспективу» определить практически невозможно. Собственно, именно поэтому та же историческая архитектура в Суздале или Санкт-Петербурге – там, где сохраняются исторические ансамбли – имеет на порядки большую значимость, нежели застроенные со всех сторон многоэтажками памятники в «обычных городах». Значимость которых в плане «понимания истории» стремится к нулю.
* * *
Собственно, именно этим вызвано мое крайне скептическое отношение к «градозащите» - которая, ИМХО, защищает «огрызки культуры», имеющие сомнительную ценность и в «образовательном», и в «познавательном» плане. Поэтому является бесполезной растратой сил, не способной привести к хоть каким полезным действиям. (В этом плане даже создание исторических реконструкций-новоделов выглядит приличнее –в том смысле, что последние хоть младшим школьникам можно показывать в образовательном плане. Вот старшим – уже не стоит.) Равно как бессмысленное созерцание картин, статуй и прочих артефактов в музеях – как правило, разрозненных и не складывающихся в единое целое – как правило, мало чему способствует. Даже при наличия объяснения гида. (Ну, человек, изучавший в художественной школе историю живописи, в принципе, сможет что-то понять – но не сильно много.)
В общем, классовое общество с его «приоритетом понтов» традиционно все портит и гадит – и помешать данному процессу практически невозможно. В том числе, и в «культурном смысле». (Поскольку количество уничтоженных им "культурных ценностей" огромно.)