Украинцев можно поздравить. Они реально вошли в Историю – как страна, закрывающая целую эпоху, которую можно назвать «эпохой мирных революций». Этот период начался более четверти века назад, и стал для многих важнейшим признаком современного мира. И вот теперь он завершен. Удивительно это еще и тем, что в постсоветском сознании именно Украина оказалась наиболее тесно связана с «мирными революциями», поскольку именно события подобного рода, случившееся в 2004 году в Киеве дали самое популярное название для явления: «Оранжевые революции».Советские корни «оранжевых революций».
Сразу же надо отметить, что Украина была не первой страной, в которой случались подобные «революции» (которые на деле никакими революциями не являлись, но об этом надо говорить отдельно). Более того, их расцвет случился еще до появления Украины в качестве независимого государства. Все началось гораздо раньше. Еще в конце 1980 годов волна массовых ненасильственных протестов прокатилась по странам Восточной Европы. Тогда они приводили к отказу от «социалистического» пути развития и переходу к капитализму. Подобные действа получили название «бархатных революций», опять же, по названию событий 1989 года в Чехословакии.
Не избежал подобного и Советский Союз. В августе 1991 года в нем произошел пресловутый «путч» - событие чрезвычайно мутное и запутанное, но приведшее, в конце-концов, той самой «бархатной революции», в результате чего социализм был сменен капитализмом, СССР рухнул и распался – результатом этого распада и стали современная Украина, Россия и прочие страны постсоветского пространства. Эти события 1991 года подвели черту над первым этапом «бескровных революций», положивших конец социализму. Они же породили огромное количестве заблуждений и мифов, на которые были богаты 1990 годы, и которые до последнего времени довлели над нами.
Прежде всего, социалистический блок рухнул неожиданно легко и бескровно. Надо сказать, что предыдущие изменения, хоть немного сравнимые с событиями подобного рода, например, крушение колониальной системы, были сопряжены с довольно серьезным насилием. А тут – все произошло, практически бескровно и легко. Переворот, в котором менялась сама суть не только политической, но и экономической системы, события, затрагивающие
абсолютно всех – и никакого серьезного сопротивления. Какие-то нелепые чудаки, вроде нашей Нины Андреевой, какие-то жалкие попытки оправдания, типа: социализм с человеческим лицом – тоже неплохо, при нем тоже можно жить. И т.д. и т.п. Естественно, что все невольно ждали, что вместо этих «фриков» на историческую арену выступят «настоящие силы», которые уж не будут церемониться с «восставшими». Но «революции» случались одна за другой, а «настоящие силы» все не выходили.Подобное положение породило удивительное ощущение. Многим казалось, что «время насилия» закончилось, что человечество достигло, наконец, своего Эльдорадо, и ужасы прошлого уже не повторяться. Само название «бархатные революции» противопоставлялось кровавым революциям предыдущего периода. Они, по мнению многих из живших в 1990 годы, и привели к построению ужасного «тоталитаризма», но теперь, после победы общечеловеческих ценностей, после того, как гуманизм и права человека стали основой мировой политики, они становились лишь прошлым кошмаром.
По крайней мере, так казалось очень многим в самом начале десятилетия. Но они ошибались. Прошло совсем немного времени, и господствующими стали совсем иные идеи.
Жизнь после социализма.
История очень любит насмешку над теми, кто не желает знать ее законы. Поэтому вместо того, чтобы устроить жизнь в полном соответствии с «общечеловеческими» ценностями, с полным уважением к правам человека и гуманизму, освободившиеся от «тоталитарного совка» люди принялись совершенно за иные дела. Например, в некоторых свободных государствах одни граждане совершенно неожиданно обнаружили, что другие их граждане являются, так сказать, не гражданами. Где-то, как в Прибалтике, это ограничилось только политикой остракизма и невыдачей национальных паспортов. Это уже не особенно соотносилось с декларацией об эре гуманизма.
Но то, что творилось в Прибалтике, не было еще самым страшным. В других республиках бывшего СССР от слов перешли к делу, то есть от остракизма – к прямой резне неугодных граждан. Первым делом, досталось русским, как представителям «оккупантов», даже если жили они в этой местности с незапамятных времен. Миллионы людей вынуждены были бросать свой налаженный быт, и бежать, зачастую не имея возможности вывести свое имущество, прочь из страны. Люди, с которыми они бок о бок прожили десятки лет, неожиданно из добрых соседей превратились в ярых врагов.
Но доставалось не только русским. Многие народы вытаскивали «на свет» какие-то древние и застарелые обиды, о которых еще недавно большинство людей и не подозревало. Бывший СССР покрылся язвами межнациональных конфликтов. Армяно-азербайджанский конфликт, грузино-осетинский, таджикский, молдавско-приднестровский и другие приносили жертвы и разрушения. Данные события выглядели абсолютно противоположно тому, что было совсем недавно, в ходе «бархатных революций». Удивительным образом мирное противостояние населения и «тоталитаризма», приводящее к единичным жертвам сменилось поразительной жестокостью, когда вырезались целые семьи, а убийство женщин и детей стало нормой. Эту смены мало кто мог, а главное, хотел объяснять, поскольку разница с прошлым была не в пользу «новых властей». Поэтому политики не нашли ничего лучшего, как стараться «замолчать» эти события, вывести их за пределы общественного обсуждения, сделать так, чтобы они не были заметны для большинства.
Им
енно поэтому, несмотря на льющуюся кровь, продолжался делаться акцент на то, что распад СССР обошелся без жертв. Правда, была весьма интересная закономерность, позволявшая делать это: все происходящие конфликты были на «периферии» бывшего СССР, не затрагивая «центральные республики»: Россию, Украину, Белоруссию и Казахстан. Конечно, Россия вскоре получила «свой» конфликт –чеченский, но и тут можно сказать, что он происходил на явной периферии страны. До жителей наиболее населенных районов, особенно крупных городов, доходило минимум информации, особенно если учесть распад единого информационного пространства. Даже конфликт в Чечне, несмотря на то, что происходил на территории России, для большинства граждан был всего лишь событием на самой границе Ойкумены. Ну, стреляют где-то там, на Кавказе, и что? Мало ли где стреляют вообще.Более того, выстрелы ведь слышали не только в Чечне или каком-нибудь Приднестровье, но и в Москве. Всего через два года после «бархатной революции» 1991 года в городе произошли события, так же противоположные ей, как и армяно-азербайджанская война. В октябре 1993 года российские танки методично стреляли по зданию Верховного Совета России. Президент Ельцин подобным образом доказывал свое легитимное право на раздел бывшего советского имущества. В отличие от августа 1991 года число жертв этого конфликта исчислялось сотнями, а вместо народного ликования можно было лицезреть гневные письма с призывами «раздавить гадину» от видных представителей российской интеллигенции.
Но, к огорчению всевозможных «совестей нации», желавших утопить «проклятых совков» в крови, данный конфликт оказался довольно быстро исчерпан. Несмотря на все кликушества, Гражданской войны тут не случилось. И дело тут не только в том, что победивший Ельцин оказался довольно здравомыслящим политиком – по крайней мере, в том, что не стал стремиться к полному уничтожению оппонентов, а предоставил им место во вновь складывающейся политической системе, отказавшись от планов люстраций, не говоря уж о чем-то похуже. Можно сказать, что более того, 1993 год сделал российское руководство более осторожным, заставил его перейти от радикального «либерализма» гайдаровского толка к менее радикальной политики. Удивительно, но еще десять лет после этого сохранялись (и частично продолжает сохраняться сейчас) остатки советской системы социального обеспечения вместо ее полного демонтажа.
Но главное, что несмотря на все произошедшие изменения, Россия продолжала во многом нести остатки бывшей советской системы. Выстрелы в Москве, несмотря на все, рассматривались большинством граждан России, как нечто внешнее, не влияющее на их жизнь. Мир был разделен на две неравноценные части. Одна из них сохраняла значительное число прежних, советских черт, где люди ходили на работ
у и жили на зарплату (а то, что ее не платили или платили мало, казалось всего-лишь временным недостатком). А другая относилась уже к «новой россии», в ней делилось имущество и звучали выстрелы, причем довольно часто. Вот к этой «жизни олигархов и бандитов» и были отнесены большинством граждан события в Москве. Да, такая вот «мегарасборка», где вместо привычных «волын» применялись танки. Именно поэтому никакой Гражданской войны в 1993 году в России не случилось. Да, было довольно много людей, которые видели в защите Белого Дома идею защиты своей Советской Родины, да, многие патриоты считали, что после победы Верховного Совета можно будет говорить о возвращении Советской Власти. Но таковых было меньшинство. Подавляющая часть общества еще была не просто едина, но и абсолютно лояльна процессу рыночных реформ. Разделение общества на антагонистические группы еще не произошло.
Гражданская война и ее причины.
А для гражданской войны требуется как раз такое разделение. Именно оно порождает механизмы, приводящие к тому, что вчерашние соседи смотрят друг на друга, как на врагов, и те люди, с которыми ты ходил в школу и гулял на свадьбах, совершенно спокойно могут отрезать тебе голову. Но почему же подобное разделение охватило периферию страны, но не захватило ее целиком? Ведь в 1918-1919 году как раз центральные области были охвачены огнем Гражданской войны.
Как не странно, но увидеть это можно, рассматривая как раз те самые «бархатные революции», с которых все и начиналось. Можно увидеть, что они обладали рядом определенных, присущих только им признаков. Прежде всего, удивляет почти полное единство общества по отношению к этим событиям. Действительно, что в Восточной Европе, что в СССР дело обстояло так, что возбужденный народ выступал против «тоталитарных партократов», желающих «затащить всех в гулаг». Разумеется, предположить, что кто-то желал бы попасть в «гулаг», совершенно невозможно, причем большинство представителей номенклатуры, которые и должны были означать этих «партократов» желали этого менее всего. Напротив, подавляющее число представителей элиты искренне желали оказаться в мире «свободы», где люди их «ранга» имели уровень потребления на порядки выше текущего.
Кто же оставался на стороне «совка»? Да, по большому счету, никого. Кучка старых догматиков, не желающих принимать «нового» и кучка замшелых бюрократов, не принимающих столь резких изменений. Если кто не помнить, то просто признаться в 1991 году о симпатиях к коммунизму означало буквальный приговор: такого человека просто не принимали в «приличное общество». При этом даже большинство левых старалось отмежеваться от «тоталитаризма», заявляя, что они – за социализм с человеческим лицом, и вообще, за все хорошее против всего плохого. В общем, причины подобного единодушия надо рассматривать отдельно, пока же можно отметить, что базовой их основой было то, что общество не имело понятия (крупной) частной собственности. Все эти заводы, фабрики, поля и недра были общие, и следовательно, никто ни у кого ничего не отбирал. Представить же, что может быть по-другому, массовое сознание не могло.
Поэтому «тоталитарный совок» и рухнул столь безболезненно. Но стоило наступить новым временам, стоило частной собственности стать нормой для общества, как сразу нашлось множество причин для раздоров. То, что раньше было нормой для собственности личной (вроде конфликтов соседей из-за забора), то сразу оказалось присуще обществу целиком. Только масштабы конфликтов, и следовательно, норма их эскалации, выросли на порядок. Но надо сказать, что общественное сознание – вещь крайне инерционная. Для того, чтобы полностью перейти в «режим», соответствующий новой экономической реальности, ему нужно время. Поэтому процесс «десоветизации» - перестройки социума с советских представлений на капиталистические происходил в разных местах по разному. Следует понимать, что и в советское время степень «советизации» разных частей страны была весьма различна. Причин этому много: и разное время вступления республик на путь социалистического развития, и разная степень развития социализма – во многих местах ситуация банально не форсировалась, поскольку на все не было ресурсов. Наконец, во многих местах советизация тормозилась из-за политических причин – чтобы не потерять лояльность местных элит. В результате чего, наибольшая «советизация» произошла как раз в центральных областях (республиках) страны. «Периферия» была «советизирована» гораздо слабее.
Где тоньше, там и рвется. Там, где элементов советской жизни было меньше всего, легче всего произошла и «десоветизация». Разумеется, дело касается не только «территориальных особенностей». Во многом, разделение на «сильносоветские/слабосоветские» элементы происходило на одной территории, когда промышленность с сильным преобладанием «центрального» населения была «сильносоветской», а вокруг, в сельскохозяйственной местности существовали, по сути, досоциалистические порядки. Именно поэтому представители этих сельских районов и стали, по идее, основоположниками нового строя, со всеми его особенностями, вроде национальной ненависти. Отдельно надо упомянуть и «гуманитарную» и, в особенности, «творческую» интеллигенцию», опять же по своему доиндустриальному положению оказавшуюся в первых рядах «десоветизаторов».
«Оранжевая революция» - продолжение «бархатных революций».
Таким образом, можно сказать, что наибольшая силу «постсоветские» конфликты имели там, где уровень «советских элементов» был минимален. Кстати, Москва 1993 года, в силу ряда особенностей, могла быть охарактеризована, как место сосредоточения значительного количества антисоветских и, главное, «несоветских» элементов, как «флагман десоветизации» страны. Именно поэтому тут и стало возможным развитие конфликта вплоть до вооруженного противостояния. Но из-за этого же на всю Россию перекинуться конфликт не мог.
То же можно сказать и об Украине. Отличие ее от России состояло, наверное, только в том, что Украина не имела столь ярко выраженного «слабосоветского анклава», каким был для России Кавказ. Аналогом его можно назвать Западенщину, но все же это был гораздо более развитой регион, для деиндустрализации которого потребовалось значительно большее время. Именно поэтому Украина, так же, как и Россия, довольно долго сохраняла относительное единство общества.
Благодаря этому и стали возможны события «Оранжевой революции» 2004 года. Они, по сути, были аналогичны событиям «бархатных революций» более чем десятилетней давности. Разумеется, вместо всенародной ненависти к «совку» тут занял «воровской кучмовский режим», и Янукович, как продолжатель его. Конечно, степень поддержки выступающих против Януковича была гораздо ниже, нежели степень поддержки противников социализма в 1991 году. Разумеется, раз в стране был капитализм, то имелись и вполне явные претензии к действующей власти. Разумеется, можно сказать, что имелись и какие-то признаки фальсификации выборов 2004 года. Ну, и конечно, не стоит забывать и о грамотно проведенной «компании» «оранжистов», обеспечившей все необходимое: от разработки узнаваемой атрибутики до непосредственного финансирования протестующих.Все это верно. Но тем не менее, главнейшим фактором, обеспечившим победу «революции», явилось продолжавшееся существовать «советское» единство народа. Так же как в России 1993 года, большинство украинцев признавали все эти изменения лишь верхушечными событиями «мира бандитов и олигархов», то есть не затрагивающими, по сути, их собственного мира. Для среднего человека смена Януковича на Ющенко не значило абсолютно ничего: ну заменили одного паразита на другого – в чем тут вред. А компания по разоблачению властного воровства и вообще была приятным событием. Не важно, что один жулик обвиняет в воровстве другого – важно, что обвиняет.
Такое положение привело к тому, что особых протестов против «оранжевой власти» на Украине не было. «Революция» имела исключительно элитарное значение, приведя к смене правящей группировки, но не более того. Правда, была одна опасность, которая в конце-концов и привела к современным трагическим событиям: сохранение национального консенсуса было воспринято пришедшей к власти группой, как признак отсутствия у Украины иной идентичности, нежели той, носителями которой они являлись. Причина тут в том, что в отличие от еще остававшегося «советизированным» основной массы населения, «оранжевые» были наиболее «десоветизированной» часть страны, и соответственно, наиболее ярко выраженными носителями идеологии «разделенного мира».
Последний «майдан».
«Евромайдан», организованный в Киеве осенью 2013 года, казался еще одним вариантом на тему «оранжада». В самом деле, постоянные протесты в
столице Украины были не редкостью и до него, и особого внимания не привлекали. Выступление молодежи против отказа от подписания соглашения с Евросоюзом привело к реализации знакомого сценария. В самом деле, кому, как не носителям украинской идентичности в противовес «совковому быдлу» определять политику страны. «Евромайдан», казалось, всячески подчеркивал свою связь с событиями девятилетней давности, разворачиваясь по тому же сценарию. Правда, и власти тоже особенно не удивились его началу. Более того, Янукович был вполне уверен, что сможет удержать ситуацию в своих руках. Осведомлен – значит вооружен. Если механизм какого-то события понятен, то почему бы не использовать его в своих целях. Разумеется, это сейчас только предположения, но президент Украины вел себя так, как будто он управлял этим «майданом». Что стоит абсолютно бессмысленное решение разогнать «евромайдан», предпринятое 30 ноября, которое вдохнуло новые силы в выдыхающийся протест. В результате массовые митинги, поддержка сотен тысяч горожан и, соответственно, невозможность никаким оппозиционным силам отказаться от своей связи с «майданом».
В общем, про пресловутый «хитрый план» Януковича уже немало писалось, и я не буду повторяться. Пока лишь отмечу, что власть прекрасно осознавала, что делать для недопущения «оранжевого сценария», и до определенного времени прекрасно справлялась с управлением событиями. Но только до определенного времени. Янукович допустил концептуальную ошибку, которая стала для него роковой. Он, по-прежнему, считал, что на дворе 2004 год. Но это было не так.
На самом деле, за прошедшее время страна существенно изменилась. Капитализм сделал свое дело, и прежнее, советское единство общества было уничтожено. Что говорить – оно просуществовало долго, слишком долго после демонтажа породившей его экономической системы. Но всему бывает свой предел, и вот он наступил – социум постепенно начало приходить в соответствие с принципами «разделенного общества». Но поскольку это мало кто замечал, попыток выстраивания нового, относящегося уже к капитализму общественного консенсуса никто не предпринимал. Что поделаешь – капитализм, и если нет нужды в единой экономической системе, то никто и пальцем не шевельнет ради какого-то консенсуса.
Поэтому «оранжевой революции» не получилось. Не только Януковичу не удалось сохранить управление ситуацией, но и оппозиция не смогла повторить свой «трюк» образца 2004 года. Вместо мирной смены власти получилась какая-то странная смесь анархии с диктатурой и совершенно непонятным финалом. На самом деле, то, что ситуация развивается совершенно по иному сценарию, стало очевидно уже в начале 2014 года. Вместо массовых «народных гуляний» и массовых выступлений основой протеста стало противостояние милиции с неожиданно сплоченной, хоть и ограниченной, массой протестующих. Место декабрьских стотысячных митингов заняли ежедневные столкновения с «майданщиками», которые уже не разгонялись «стандартной» полицейской методикой, а напротив, могли активно отбивать здание за зданием у власти. Для борьбы с ними нужна была уже другая тактика, но на подобное никто не рассчитывал. В результате чего и произошли последующие трагические события, которые и привели к эскалации кризиса. Оказалось, что скрепленные общей идеологией массы могут не просто противостоять полицейским силам, но и вести наступление, против которого все прежние способы борьбы не годились. Переходить же к военным действиям в центре столице власть, разумеется, не рискнула.
Надо сказать, что во многом, тут сработала упомянутая выше уверенность в том, что речь идет о подобии «оранжевой революции». Что, несмотря на все, дело не перейдет за пределы смены ведущих властных персон, и вскоре все вернется «на круги своя». Но в этом случае мысль о том, что основная часть украинцев продолжает оставаться «совками», над которым может властвовать любая идентичность, оказалась для украинской элиты роковой. На деле, в существовавшем и так в условиях сильного разделения, украинском обществе произошел взрыв сепаратизма, сделавшем это разделение уже необратимым. Именно этим можно объяснить изначально жесткую позицию «майдана» к остальному обществу. Отсюда и следует то, что «новые власти» , опирающиеся на «майдан» и Правый сектор, отказались от каких-либо компромиссов со всеми иными силами.
Но внезапно оказалось, что «майданом» Украина не исчерпывается. Вместо прежней «советской» массы, которая готова была признать любую власть, на
Украине оказалось множество иных «идентичностей». Разделенное общество без каких-либо способов объединения в одно целое оказалось обречено на распад. Страна посыпалась, как карточный домик. Причем, как показала практика, чем дальше, тем все меньше остается возможностей для возвращение к единству. Если еще недавно казалось, что стоит киевским властям пойти навстречу Юго-Востоку, и консенсус еще возможен, то теперь, похоже, этой возможности уже нет.. . .
Время мирных революций прошло. Надо наконец-то признаться, что последние были особым явлением прежнего, советского, социалистического мира, мира, когда общественное единство было естественным состоянием. Именно это свойство и обеспечило ту удивительную легкость и бескровность, с которой эта система была уничтожена. Что же, диалектика тут ясна – то, что могло быть неоспоримым преимуществом при определенных условиях стало существенным недостатком.
Но как бы не относиться к этому, надо признать, что только в подобных условиях имело смысл говорить о мирном течении «революции». При иных вариантах ни о какой бескровности вести речь нет смысла – в крайнем случае, как при «арабской весне» можно говорить о относительно слабом сопротивлении власти, не более того. То, что в некоторых странах бывшего СССР подобное состояние имело место и после переходам к капитализму, являлось сугубо временным явлением, и рано или поздно, но должно было завершиться. Что и случилось.
А дальше – уже как повезет. Если страна сумеет отладить систему создания буржуазного консенсуса, основанного уже на ценностях капитализма, то ее ждет «нормальная» жизнь страны Третьего мира. С классовым разделением и тому подобными прелестями. Но это для Украины - уже верх везения. Слишком много было упущено времени с момента распада СССР.
Если же не повезет... Ну что тут скажешь, есть и такие страны, с «нормальными» переворотами, совершаемыми вооруженными людьми разной степени «отмороженности». Но именно вооруженными - ни о каком мирном протесте теперь говорить уже не имеет смысла. И решать, кто победит, в этом случае будут совершенно иные факторы, нежели раньше...