Вот мы и подошли к самому интересному. В том смысле, что в прошлом посте – посвященном страху людей перед машинами – была названа настоящая причина страха людей перед машинами. Которая состояла вовсе не в том, что некие гипотетические «роботы» или иные варианты созданных инженерами конструкций имели (имеют) действительную потребность в нанесении человеку вреда. (Вплоть до его уничтожения.) А в том, что подобные конструкции оказываются связанными у большинства людей с явлением, именующимся отчуждением.
Иначе говоря, человек воспринимает машину не как удобный инструмент, а как нечто чуждое, непознаваемое – но при этом крайне необходимое в жизни. Причем, как уже говорилось в прошлом посте, это в особенности относится к людям, прямо не включенным в процесс производства, но при этом имеющие большое значение для формирования общественного сознания. (Скажем, литераторы, «мыслители», журналисты – а в современном мире разнообразные эстрадные артисты, комики и поп-певцы, ставшие экспертами по всем вопросам.)
Впрочем, в данном случае профессия не столь важна: порой и инженеры с учеными начинают нести такую чушь про «машинную опасность», что любой артист позавидует. Гораздо важнее то, что страх порождается не самими машинами – как физическими объектами – а теми социальными отношениями, в результате которых деятельность людей и ее результат оказываются связанными только формально. То есть – указанным выше отчуждением, которым как раз и характеризуется современное капиталистическое общество. (Точнее – характеризуется капиталистическое общество вообще, включая и современное.)
Но то же самое можно сказать и о страхе перед бюрократией. В том смысле, что управленческие системы, сами по себе, подобны тем же машинам – только «организационным». И так же в «физической» своей основе не несут в себе никакого «абсолютного зла». Наоборот, они – так же, как машины «железные» - позволяют человеку гораздо эффективнее переустраивать окружающий мир. Например, именно бюрократия позволила увеличить число участников производственного процесса на порядки, выведя этот показатель за пределы, с возможностью непосредственного взаимодействия людей. Более того – она позволила создавать огромные социально-производственные комплексы, охватывающие целые государства! (Что значительно расширило возможность создания благ.)
Но в системе, основанной на отчуждении труда, эти самые бюрократические машины неизбежно получают серьезный изъян. Состоящий в том, что со временем решение изначально поставленных задач – скажем, того же эффективного управления производством или обеспечения функционирования государства – становится для них вторичным по сравнению с удовлетворением интересов отдельных своих «частей». То есть, бюрократия вырождается в то, что принято именовать «бюрократизмом»: в нагромождение формальных операций, имеющих своей целью улучшение положения отдельных бюрократов.
Например, это проявляется через экспоненциальный рост разного рода справок и отчетов, нужных исключительно для виде демонстрации «активной работы»: чем больше «бумажек» было обработано – тем больше становится вероятность продвижения клерка по карьерной лестнице. Не менее распространено усиление бюрократизма для «перекладывания ответственности»: при большом количестве «бумажных операций» любая ошибка «размазывается» по всей системе, лишая возможности нахождения непосредственно ошибшегося субъекта. Наконец, не стоит забывать и о прямой коррупционной составляющей: если «бумаг» много, то даже небольшая взятка за каждую из них приносит серьезный доход. (Вплоть до того, что заинтересованным лицам становится гораздо выгоднее «просто занести кому надо», нежели проходить многочисленные уровни бумажной волокиты.)
Поэтому неудивительно, что в условиях отчуждения бюрократические системы очень быстро превращаются из удобного инструмента для работы в инструмент практически не работающий. Однако надо понимать, что даже в этом случае речь идет именно что об «порче машины» - а не об «абсолютном зле», как это принято считать. Поскольку при гипотетической полной ликвидации бюрократии – не бюрократизма, описанного выше, и разумеется, не коррупционной его составляющей, а именно что сложной управленческой системы, использующей в своей работе некие условные алгоритмы – становится невозможным работа больших производственных систем. Что неизбежно снижает возможности человека по преобразованию мира. (Так же, как снижает эти возможности отказ от «физических» машин.)
То есть, известная мелкобуржуазная мечта о «сельской идиллии», о «свободной жизни на лоне Природы» вне ненавистных индустриальных технологий – не важно, идет ли речь о способах машинного производства или же бюрократического управления – по умолчанию нереализуема. Поскольку она приводит только к очевидному «проседанию» уровня производительности труда до крайне низких величин – и это еще не самое неприятное. Гораздо хуже то, что большинство привычных нам вещей – начиная с электрического освещения и заканчивая антибиотиками – оказываются просто непроизводимыми неиндустриальными методами.
А значит – все подобные попытки неизбежно приведут к нарастанию страдания людей. Или по причине всеобщей бедности или, даже, нищеты: просто потому, что даже хорошо накормить его станет невозможным. (Любое традиционное сельское хозяйство, во-первых, требует значительно меньшего населения, а, во-вторых, просто обязано включать в себя механизм регулярного голода для регулирование этой численности.) Или к созданию действительной «пасторали» для очень узкой группы населения по известным еще с феодальных времен «лекалам». В том смысле, что эта самая группа может поддерживать достаточно высокий уровень жизни – а порой и крайне высокий уровень жизни – за счет эксплуатации всех остальных. (Проще говоря, будет крайне ограниченное число помещиков, и огромное число крепостных.)
Впрочем, так же понятно, что даже при этом способе «мироустройства» возможности социума упадут на порядок – и, например, любая эпидемия окажется способной вызвать массовый мор. Включая и «новых дворян». Как, собственно, и было в «безбюрократическом» и безмашинном прошлом. Так что этот путь следует признать ошибочным (и все анархические идеи однозначно идут лесом): и машины, и бюрократия на самом деле есть неизбежный этап в развитии человечества, и на текущем состоянии его развития отменены быть не могут. (О том, когда это станет возможным, надо говорить отдельно.)
Наоборот, стоит признать, что сейчас необходимо всяческое развитие подобных направлений, повышения их эффективности. Например через автоматизацию машин, превращающей их в независимые от текущего взаимодействия с человеком устройства. Которые, при всем этом, остаются такими же инструментами, как и прежние неавтоматические станки или же еще более древние топоры и молотки. Или, например, через пресловутую цифровизация бюрократии, перевод ее от работы с бумагами (и еще более архаичными устными распоряжениями) на новые, более совершенные форматы.
Да, именно так: бояться пресловутой «цифры» сейчас так же смешно и глупо, как в позапрошлом столетии было смешно и глупо бояться паровоза. (А ведь он реально страшный: огромный, черный, громко «фырчит» и может с легкостью раздавить любого, кто окажется у него на пути.) Поскольку на самом деле процесс замены «живых клерков» со справками на компьютеры и сети – процесс абсолютно конструктивный и ведущий к улучшению жизни людей.
Другое дело, что стоит обратить внимание на отчуждение – как на главную причину, превращающую удобные инструменты в малопонятных монстров. А главное – на то, что это самое отчуждение вызывает. Однако это тема совершенно отдельная: с одной стороны, отчуждение довольно очевидно связано со многими базовыми элементами существующего общества, поэтому «так просто» снять его не получится. С другой же, напротив, эти «базовые элементы» к системе общественного производства имеют весьма опосредованное отношение, и поэтому могут быть сняты – вместе с отчуждением – без потери производительности труда.
Но об этом, понятное дело, надо писать уже особый пост…