
Однако при всей кажущейся «железобетонной непоколебимости» данной идеи она имеет один недостаток. А именно – указанное распределение (20/80 или 10/90) на самом деле является не чем иным, как свойством существующей конкурентно-иерархической системы, доминирующей в образовании (как и во всех остальных областях нашей жизни). Это подразумевает то, что при смене системы, указанное разделение на небольшое количество «умных» и огромную «серую массу» может быть отменено. А переход даже к «гауссовой» схеме означает, как минимум, серьезное повышение общего интеллектуального уровня общества. Впрочем, и нормальное распределение не является оптимумом: вполне возможно, что существует модель, позволяющая концентрировать большинство возле «верхней планки»…
При этом следует отметить, что одной только педагогикой данная проблема не ограничивается: современный мир целиком «заточен» под указанное выше соотношение, и любой «педагогический прорыв» будет в большинстве своем «задемпфирован» в подобной ситуации. К счастью, и тут возможность альтернатив существующему порядку достаточно. Например, таковой является СССР, даже несмотря на то, что тут самые передовые модели (вроде упомянутой выше макаренковской коммуны) в нем были отвергнуты. Но даже те слабые отличия от конкурентно-иерархической модели, что существовали в стране, дали ей возможность создать многие современные отрасли промышленности, вроде авиастроения, ракетно-космической отрасли, электроники и т.д. – при низких затратах.
Правда данное ключевое отличие не было выделено и использовано для дальнейшего развития страны. Напротив, и ее руководство, и граждане продолжали сохранять твердую уверенность в том, что никакой особенности тут нет, а существующее положение, в целом, соответствует «классической» ситуации с неизбежным «дефицитом квалификации». Это непонимание оказалось фатальным: то, что могло бы стать преимуществом страны, оказалось ее недостатком. В условиях упорного (можно сказать, даже упертого) желания сохранять классическую индустриальную модель, в СССР возник парадоксальный вариант нехватки низкоквалифицированного труда при перепроизводстве высококвалифицированного.
Однако к ситуации в СССР мы вернемся чуть позже. Пока отвлечемся от этого, и перейдем к не менее интересным, и не менее важным особенностям нашего мира. В частности, к тому, что указанные в прошлой части причины, приводящие к появлению «соотношения Парето» (20/80) работают не только в образовании и экономике, но и в иных областях – там, где существует пресловутая конкурентно-иерархическая система. А это значит – практически во всех, связанных с обществом. Иногда проявление этого закона оказывается весьма неожиданным. Взять, например, такой момент, как соотношение носителей «альтруистических» и «эгоистических» моделей поведения. Общеизвестно, что количество эгоистов значительно превышает количество тех, кто готов пожертвовать своими интересами во имя общей цели. Причина тут несколько иная, нежели в экономике, но, в целом, относится к тому же классу: большинство общественных подсистем «заточены» под «эгоистическую модель». Вернее, сама эта модель является отображением конкурентно-иерархической среды классового общества (вот мы и пришли к общему корню всех проблем – к классовому обществу, как таковому).
Однако, для большинства людей указанное соотношение кажется единственно возможным – так же, как и случае с «распределением ума», когда считается, что нынешнее деление на немногих «умников» и «серую массу». Или – деление на немногих богатых и миллионы бедных. «Мир нельзя сводить к одному уровню», «мир многогранен» и т.д. - утверждают апологеты неравенства, не важно, какого: интеллектуального, имущественного или этического. (Не понимая, что сами же опровергают свой же вариант: ведь, как уже не раз отмечалось, общественное «неравенство» почти никогда не представляет нормальную, гауссову форму - которую оно теоретически должно иметь – а «стягивает» 80% людей возле «низшего предела».) При этом если «деление по степени богатства» еще оспаривается т.н. «левой» частью общества, то деление по этике или интеллекту даже ими негласно считается «естественным», природным и обусловленным «генетикой».
В итоге получается достаточно странная картина мировосприятия: человек левых убеждений признает право равенства людей, но при этом убежден в том, что это равенство невозможно. Это, на самом деле, не такая уж и редкая ситуация в современном левом и даже коммунистическом движении. Свое крайнее выражение подобное представление находит в работах Павла Алексеевича Кучера (он более известен как писатель-фантаст Назгул). В его представлении коммунистами могут быть те самые 20% населения, которые отличаются биологически. (Опять эта «биология», столь любимая постсоветскими и позднесоветскими людьми, заменившая им Божье Произволение.) Впрочем, «коммунизм по Назгулу», с правом «природных коммунистов» творить с остальными все, что захочешь, вплоть до массового геноцида (поскольку ничего плохого они захотеть не могут по генетическим причинам) – это, конечно, «экстремум». Однако в более слабом виде подобная концепция встречается среди постсоветских коммунистов довольно часто.
Выводов отсюда делается, как правило два. Во-первых, из разделения людей на «коммунопригодных» и «некоммунопригодных» (в «паретовской» пропорции 20/80) вытекает то, что переход к коммунистическому или социалистическому обществу будет очень тяжелым (или совсем невозможным). Ведь придется переделывать не что иное, как саму «природу человека». А значит, не стоит надеяться, что люди массово примут новое общество и его структуру – в самом лучшем случае, придется довольствоваться видимой лояльностью (с постоянной угрозой перехода на «иную сторону силы»). В общем – то, что случилось с СССР в конце 1980 годов. (Про то, что СССР, вообще-то, просуществовал в невероятно сложных условиях 70 лет, и не просто просуществовал, но и успешно развивался и даже стал в середине XX века мировым лидером, как-то забывается).
И второй вывод – правда, сопряженный с первым – это то, что раз коммунистические или социалистические нормы так сильно противоречат пресловутой «природе», то внедрять их – в случае, если прийти к власти все же удастся – следует максимально жестко. В своей максимальной трактовке этого положения придерживается часть т.н. «сталинистов», которые используют придуманный антисоветчиками образ «сталинских репрессий», только с положительным знаком. «Железной рукой загоним человечество к счастью», «выжечь каленым железом врагов народа» и т.д. (На самом деле, к реальной истории эти лозунги имеют малое отношение, и подменять сложное и противоречивое время форсированной индустриализации с ее колоссальными общественными изменениями некоей условной моделью, да еще и созданной антисоветчиками.) В итоге вместо того, чтобы изучать реальные способы построения нового общества (уникальные в историческом плане), «сталинисты» полагают достаточным опору на архаичные репрессивные методы, присущие буржуазным, (и вообще, классовым) государствам.
То есть, получается довольно абсурдная ситуация, когда переход к коммунизму становится возможен лишь тогда, когда «человека будет к нему готов». То есть, «никогда» - поскольку для подобного перехода необходима или массовая «подготовка» альтруистов (невозможная в условиях капитализма), или еще менее возможная массовая «генетическая перепрошивка» в нужном направлении. Ну, или еще менее вероятная диктатура «истинных коммунистов» - невероятная в том плане, что они уже по определению составляют явное меньшинство, а для остальных их поведение кажется странным и враждебным. (Единственно, на что приходится надеяться – на прилет инопланетян).
В качестве иллюстрации данного момента приведу пример небольшой дискуссии, недавно прошедшей в левой части ЖЖ. Речь идет о т.н. «круглогодичных тоталитарных пионерских лагерях». Автором данного понятия является товарищ (жж-юзер)
Под заблуждением следует понимать, разумеется, не систему общественного воспитания: как раз с этим все в порядке. Более того, этот «ночной ужас» современных консерваторов (выделение детей из семьи) – на самом деле, не является исключительной «привилегией» коммунистов. Совсем наоборот: прообраз данных «тоталитарных круглогодичных пионерлагерей» впервые были создан не чем иным, как таким консервативным институтом, как Церковь. Речь идет о заведениях, известных у нас как «бурса» (но распространённых так же и в Европе, более того, именно оттуда и заимствованных). В которых детей бедняков обучали на «представителей клира» начиная со Средних веков. Впрочем, бурса сама по себе не является для христианина чем-то необычным: идея отделения от «мира» возникла еще на заре формирования этой религии, и в дальнейшем была широко развита в монастырской практике. Так что все более-менее образованные люди с давних времен воспитывались именно в отрыве от семьи. Поэтому неприятие идеи общественного воспитания консерваторами (еще и позиционирующими себя, как христиане) говорит исключительно об их вопиющем невежестве…
Проблема возникает в другом: в представлении о необходимости тотальности, «тоталитарности» данных лагерей, о необходимости прохождения через них всех 100% членов будущего общества. Именно данным способом – по мнению товарища Совка – становится возможным изменение психологии «некоммунистичных» членов. Тут мы сталкиваемся с проявлением того же самого заблуждения, о котором говориться в самом начале: того, что «коммунистичность» или «некоммунистичность» (или, альтруистичность и эгоистичность) представляют собой имманентные свойства человеческой личности. Равным образом, как, при рассмотрении системы образования, подобное представление господствует по отношению к распределению способностей («ума», «таланта»). Причем, товарищ Совок разумно отбрасывает идею «биологической предопределенности» людей (в отличие от Назгула и его последователей), и придерживается мысли о возможности сознательного подавления «внутренней обезьяны» путем массированного педагогического воздействия. Однако все равно приходит к той же «группе стратегий», что и крайние «биологисты»: к необходимости изменения природной сущности большинства под воздействием немногих избранных.
То есть, считается, что при любом изменении общества без полного переформатирования личности у нас останутся те же 80% эгоистов, которые быстро сожрут все, что находится вокруг (а то, что не смогут сожрать – понадкусают). Что угробит быстренько данное общество (как угробило СССР). Правда, подобное представление не ново, вот классический его пример:
«…в первый день коммунизма даже самые сознательные трудящиеся проявили полную несознательность и, несмотря на рабочий день, на работу не вышли, а кинулись в магазины и хватали, что под руку попадется, сверх всяких потребностей.Это цитата из произведения одного из самых известных антисоветчиков, и одновременно, одного из позднесоветских писателей – Войновича. Однако оно «универсально» для большинства позднесоветских/постсоветских людей, включая левых и коммунистов. В этом плане идея массового воспитания в «тоталитарных пионерлагерях» действительно выступает в качестве оптимального варианта перехода к бесклассовому обществу. По сути, то же самое предлагали братья Стругацкие в своей «Высокой теории воспитания», явившейся попыткой объяснить, на какой все-таки основе будет построено коммунистическое общество. Правда, в отличие от вышеупомянутого товарища, братья все-таки делали акцент на «качестве подготовки», на идее Учителя, тогда как в идее «тоталитарных пионерлагерей» основной акцент делается на тотальность борьбы с «внутренней обезьяной».
Возникла ужасная давка, в результате которой в одном только Смоленском гастрономе было задавлено насмерть четырнадцать человек, в Елисеевском магазине были выбиты все стекла, опрокинуты все прилавки, а директору магазина вышибли глаз.
Самое большое несчастье случилось в ГУMe, где под напором толпы рухнули перила переходного мостика на третьем этаже и люди падали вниз, убивая тех, на кого падали, и самих себя…»
Однако основная идея остается той же: обыватель по определению эгоистичен и поэтому любые попытки построить общество на иной основе, нежели конкурентно-иерархическая, приведут к провалу (как привели к провалу СССР). Правда, в том же «Понедельнике» братья Стругацкие описывают общество, построенное на совершенно иных принципах (НИИЧАВО):
«…Каждый человек — маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова…»Причем сам по себе «мир Понедельника» был списан с реальной ситуации в советских научных институтах 1950-1960 гг. (а конкретно – с Пулковской обсерватории, где работал Борис Стругацкий). То есть сами братья (по крайней мере, один из них), видели мир, в котором действовали совершенно иные установки, нежели в мире обывателей – и при этом никакого «перепрограммирования» психики у этих «магов» не было.
Эти «маги», а точнее, ученые и инженеры, были обычные советские люди, из обычных коммуналок и общежитий - и единственная разница у них с обывателями состояла в том, что работа для них была не только способом зарабатывания денег, но и способом получения от нее внутреннего удовлетворения. Причем, сама работа эта была разная – те же инженеры очень часто работали руками, выступая в роли квалифицированных рабочих. (И наоборот, опытный слесарь или токарь был равноправным партнером разработчика, принимая зачастую инженерные решения.) А ученые, например, вполне могли уехать в длительную экспедицию куда-нибудь в малоприспособленное место (тот же Борис Стругацкий, например, ездил по Кавказу, искал место для установки Большого телескопа). Главное тут одно: и высоко, и низкоквалифицированная работа выполнялась ради получения конкретного результата: запуска «изделия», получения научного знания. Ради этого ученому или инженеру можно не было «западло» брать в руки паяльник и напильник, крутить баранку грузовика, таскать мешки с цементом, месить грязь дальних экспедиций. В общем, делать все, что требуется для реализации цели…
Именно на этом эффекте низкоотчужденного труда основывается промышленный взлет Советского Союза середины 1950 годов. (Однако в ряде отраслей он начал проявляться еще раньше: например, тот же ГИРД работал с 1931 года.) Именно этот эффект являлся одной из важнейших особенностей коммун Макаренко. Более того, Именно он проявлялся (и проявляется) в огромном количестве научных и инженерных групп по всему миру, позволяя им осуществлять маловероятную с т.з. классических представлений работу. Правда, в классовом обществе этот эффект существует лишь в самый начальный период – первая прибыль быстро уничтожает возникшую структуру и приводит к появлению привычных конкурентно-иерархических отношений – лишь в СССР «мир Понедельника» мог устойчиво существовать в течение достаточно длительного периода.
Как не удивительно – но именно этот момент, т.е. изменение господствующих моделей поведения в результате перехода к неотчужденному труду – и является с т.з. марксизма основной предпосылкой перехода к коммунистическому обществу. Все остальное представляет собой лишь предварительную подготовку к данному изменению – в том числе, и отмена частной собственности на средства производства. (Хотя понятно, что без этой отмены ни к какому неотчужденному труду перейти невозможно.) Остальное же – в том числе, и массовая агитация, и воспитание «в коммунистическом духе» - вторично: так как мир «отчужденного труда» неизбежно порождает нормы, привычные классового общества, и любые альтруистические проявления в нем будут неизбежно поглощены и переработаны конкурирующими эгоистами. Именно поэтому главным направлением по пути перехода к коммунизму выступает именно наращивание предпосылок для снятия отчуждения труда – начиная с отмены частной собственности и заканчивая автоматизацией производства.
Именно в этом плане важным оказывается и максимальное развитие системы образования, дающей более-менее адекватную и целостную картину мира. Необходимую для того, чтобы человек мог понимать и представлять собой сложные современные техпроцессы целиком, а не замыкался в своей узкой специализации, превращаясь в «винтик» огромного и непонятного механизма. Именно это (создание человека, пригодного к неотчужденному труду), а не «борьба с внутренней обезьяной», является главной задачей коммунистического воспитания. Идея «загнать» невежественные массы в некое «счастье» (которое они не понимают, и понять не способны, так как «заточены» на одну лишь «операцию» в технологической цепочке) – в корне неверна, более того, она опасна тем, что рано или поздно, но этот отчужденный труд приведет к возникновению полноценных классовых отношений. Никакого бесклассового общества в данном случае построить не удастся.
В случае, если это сделать удастся, мы получим полное изменение системы общественных отношений, которое полностью изменит привычных для конкурентно-иерархической системы соотношения эгоистов и альтруистов. Автоматически – так же, как менялось это соотношение в «мире Понедельника», он же мир советских ученых и инженеров 1950-1960 годов. Так же автоматически мы получим высокую потребность в т.н. «высоких целях», наподобие освоения космоса и преобразования Земли. Почему это произойдет – тема отдельного разговора, тут же можно просто отметить, что стремление к максимальному познанию мира является имманентным свойством человеческого разума, как такового (не мозга, а разума, как особого способа существования материи).
В подобной ситуации ни о каких «тоталитарных лагерях» речи быть не может – система общественного воспитания тут является наиболее подходящей безо всякого внешнего принуждения (так же, как в «слабой» форме подходящей для советского человека была система пионерских лагерей обычных или система допобразования– никто силой туда не тянул, но большинство детей там была). Правда, указанная схема отличается одним серьезным недостатком: она не реализуема одномоментно. Никто никогда не сможет построить низкоотчужденное общество в течении короткого времени (даже в течении жизни одного поколения). Советский опыт говорит нам, что даже для небольшого снижения отчуждения требуется несколько десятилетий (за которые будут изменены и производственные отношения, и производственные силы). Для существенного же изменения времени потребуется намного больше.
Не даром автор одной из самых интересных (и реалистичных) моделей коммунизма – Иван Антонович Ефремов – относил время своих произведений на тысячу лет в будущее. Именно в этом – в необходимости «работать» десятилетиями и даже поколениями, постепенно снижая уровень Инферно – и состоит главная (современная) проблема коммунизма, поставленная гибелью Советского Союза. Надо понимать, что на одном «революционном порыве» сделать это не возможно – потребуется большая и серьезная работа. (В том числе и научная, по разработке теории подобного перехода, поскольку «до» сделать этого не удастся – на это просто нет ни, сил ни средств.) И никакими «тоталитарными» мерами сократить этот период не удастся – как не удалось создать «нового человека» в период 1917-1930 годов. Впрочем, это уже другая тема…
Возвращаясь же к образованию, и шире, к воспитанию, можно сказать, одно: человек – явление общественное, и его индивидуальная психика находится в диалектической связи с устройством общества. Вот это не следует забывать никогда – и не следует думать, что изменение человеческой личности можно произвести какой-либо дрессировкой или иной манипуляцией (вплоть до генетической). Последствия будут совершенно непредсказуемыми. (Впрочем, как говориться, «бодливой корове Бог рогов не дает», и нынешняя деградация науки не дает никакого шанса на управление генетикой. Да и психологией тоже...)
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →