О прогрессе и обществе.

Коснувшись в прошлом тексте проблем, которые испытывает современный мир в области фармакологии (когда под видом создания «новых» лекарств оказывается выгоднее повышать цены на «старые»), я затронул достаточно фундаментальную проблему. А именно – остановку прогресса в развитии человечества и замена его имитацией, пиаром. На самом деле, важность этого явления тяжело переоценить, поскольку оно является базисом для самых различных задач нашего времени. Особенно для левых. Однако вопреки этому даже среди них широко распространено обратное мнение. А именно – вера в то, что сейчас человечество переживает очередной виток развития, пускай даже и трактуемый с «обратным знаком». Дескать, современные технологии дают нынешним «хозяевам мира» такие возможности, которые не снились еще полвека назад – начиная прямой от манипуляции сознанием и заканчивая возможностью личного бессмертия для элит. А значит, никакой революции уже быть не может: если кто и сможет избежать «зомбирования» при помощи ТВ и соцсетей, то его уничтожат массы «дронов» и прочих порождений «глобального контроля».

Вершиной подобного социального пессимизма выступает т.н. «киберпанк», где мир представляется разделенным на «небожителей» в виде владельцев и менеджеров крупных корпораций и жалкого существования остальных людей (слово «кибер» при этом означает всего лишь методы контроля за обществом). Впрочем, о «киберпанке» надо говорить отдельно, тут же важно отметить, что он всего лишь отражает популярное теперь представление о том, что прогресс может вести ко злу (а вернее, всегда ведет ко злу). Как не удивительно, этим новомодный «киберпанк» полностью соответствует старинному луддитству, бессмысленность и реакционность которого была показана еще в XIX веке. А марксизм, доказавший неотвратимость общественного изменения именно из-за развития прогресса (и связь его с социальным развитием), разумеется, обессмысливает всю эту теорию «злокачественного прогресса» окончательно.

Впрочем, помимо сторонников «киберпанкового» будущего есть еще и сторонники «технологического оптимизма», которые считают, что развитие прогресса, напротив, сможет решить все существующие проблемы. И значит, никакие социальные изменения настоящему не требуются – напротив, ради развития науки и техники можно пожертвовать любыми благами, поскольку наука в данном случае вознаградит стократно. (Подобные рассуждения, к примеру, часто «подкладываются» под идею демонтажа «социалки» - дескать, освобожденные средства пойдут на усиление предпринимательской активности, что, в свою очередь, даст возможности для внедрения инноваций – далее понятно.)

Однако и сторонники, и противники прогресса исходят из одной, в общем-то, идеи – из той, что последний является, в общем-то, величиной постоянной (в самых крайних случаях прогресс вообще идет по экспоненте – т.е. развитие на каждом этапе ускоряется). А значит – его отсутствие в какой-нибудь области означает присутствие в другой. Например, с космической отраслью сейчас, если мягко говорить, не очень хорошо. В самом лучшем случае мы тут можем похвастаться повторением результатов полувековой давности (как с тем же «Драконом» или с марсоходами). То же самое можно сказать и про авиацию, где летают модификации самолетов, разработанных несколько десятилетий назад. И никакие уверения в том, что все происходящее представляет собой расцвет инновационности, уже не помогают. . Однако на все это у «сторонников прогресса» находится ответ. Дескать, нет прогресса в авиации, зато в области вычислительной техники мы достигли невиданных высот. За последние десятилетия не появилось новых способов получения энергии – зато произошел огромный прорыв в медицине. И т.д., и т.п.

На самом деле, именно данный способ (который относится не только и не столько к «частным» разговорам, сколько к огромному числу «экспертных высказываний») и является, как бы удивительным это не казалось, основной инновацией нашего времени. Именно он позволяет современникам сохранять уверенность в том, что «все идет по плану», и завтра однозначно будет лучше, чем вчера. Однако об этой «главной инновации» последних десятилетий надо говорить отдельно. Тут же следует отметить то, что к сожалению, к текущей реальности все это имеет очень малое отношение. Дело в том, что указанная остановка прогресса в освоении космоса, авиации (и транспорте вообще), или, скажем, в энергетике возникает не само-по-себе. А вследствие довольно фундаментальных причин. Которые, в силу своей фундаментальности не могут иметь исключительно локальное воздействие – а охватывают все общество в целом.

Поэтому, если присмотреться, то можно заметить, что движение прогресса существенно замедлилась не только в указанных «явных» областях. Оно стало намного слабее и в иных сферах, там, куда обычно любят ссылаться сторонники современного развития. Например, в той же компьютерной сфере все далеко не так лучезарно, как могло показаться еще недавно. Нет, как не удивительно, но технологическая норма все увеличивается, а быстродействие устройств еще растет. Но все это представляет не что иное, как продолжающееся усовершенствование технологии, заложенной лет пятьдесят назад. Я недавно подробно разбирал эту тему, поэтому повторяться не буду. Скажу лишь, что все достижения современной микроэлектроники были обусловлены именно решениями, найденными несколько десятилетий назад (фотолитографический метод, эпитаксия, напыление и т.д.). С тех пор произошло только удорожание оборудования на порядки, которое и дало соответствующее улучшение качества процесса.

То же самое можно сказать и про остальные стороны «информационного взрыва», например, создание сети Интернет. На самом деле они выступают естественным продолжением процессов, произошедших в 1950-1970 годы (ARPANET), а по сути, и с середины XIX века. Так что скорее странным было бы то, что глобальная информационная сеть создана не была бы. Впрочем, созданное сейчас «информационное пространство», в реальности оказалось довольно «кривым» и «глючным», держащимся на множестве «костылей» (вроде пресловутых поисковых систем) – так что и тут можно скорее говорить  скорее о стагнации, нежели о бурном развитии. Впрочем, не будем зацикливаться на информационных технологиях. Возьмем другую область, противопоставляемую нелюбимой сейчас космонавтике. Например, медицину. Многие сторонники «современного прогресса» любят акцентировать внимание на этой области, противопоставляя ее достижениям прошлого.

Дескать, на Марс не полетели, зато в области охраны здоровья достигли невиданных успехов. Правда, им приходиться очень часто поправляться «не в этой стране». Поскольку в «этой стране» невиданные успехи в медицинской области имеют какой-то странный оттенок: например, неожиданно оказывается, что уровень заболеваемости туберкулезом превысил свое полувековое значение. Впрочем, обсуждение состояния медицины на территории РФ – тема отдельного разговора. Нам же в плане выбранной темы гораздо интереснее рассмотреть положение в целом, не рассматривая откровенно деградирующие общества. Но по отношению к т.н. «развитым странам» (Западу) кажется, что данное утверждение верно. Действительно, если читать современные «новостные порталы», то складывается впечатление, что ученые в этой области если не нашли пресловутую панацею, то уже почти вплотную подобрались к данному факту. Однако, стоит посмотреть на данное положение внимательно, то можно увидеть, что за заголовками типа «Ученые победили рак» кроется что-то, мало связанное с реальностью. Нет, конечно определенный прогресс в лечении заболеваний идет, но никакого резкого изменения существующего положения не проглядывается.

И напротив, реальный скачок в данной области приходится как раз на тот момент, когда шло развитие транспорта, авиации, энергетики, космонавтики – т.е. как раз тех самых «нелюбимых» нашими современниками областей (А так же – в еще более нелюбимой металлургии или, скажем, тяжелой промышленности). По сути, медицина, как область человеческой деятельности, пережила необычайный взлет в тот же период 1920-1970 годов. Например, главнейшее событие в медицинской практике за весь период ее существования -  открытие антибиотиков – приходится 1928 год (Флеминг). Начало же промышленного производства – 1940 годы (причем, СССР тут находился на самом «острие» прогресса). Открытие инсулина – 1922 (Бантинг и Бест), а промышленное производство – 1930 годы. Открытие первого реально работающего метода борьбы с онкологией – химиотерапии, приходится на 1940 годы. А радиотерапии -  на 1950. Возьмем другую область – скажем, хирургию. Тут, в общем-то, революционные изменения, превратившие хирургическое вмешательство из разновидности «русской рулетки» в стандартную медицинскую процедуру, начались еще в XIX веке (имеется ввиду антисептика и введение наркоза). Но если брать ту же  брать трансплантологию (трактуемую сейчас, как «передний край» прогресса) – то первая пересадка сердца была сделана в 1967 году (Кристиан Барнард). И даже такой символ современной медицины, как томография, и то появился в 1972 году – а разрабатываться начал еще раньше. При этом, как не удивительно, но магнитно-резонансная томография появилась почти одновременно с рентгеновской – в 1973 году. Разумеется, понятно, что до «конечного потребителя» все эти открытия доходили несколько позже – например, МРТ стало входить в клиническую практику в середине 1980 годов.

Получается, что важнейшие открытия в медицине делались одновременно с развитием авиации, космонавтики, электроники и вычислительной техники и т.д. Поэтому можно предположить, что механизм, приведший к этому развитию, был один и тот же (или, по крайней мере, порождался теми же причинами). Подобный «глобализм», охватывающий множество, как может показаться, не связанных друг с другом отраслей, означает, что данный процесс имел фундаментальные основания. К счастью, особых проблем по поиску их нет: мы имеем дело с недавними явлениям, да еще и хорошо задокументированными. И значит, можно увидеть, с чем именно коррелирует указанный инновационный взрыв.

Прежде всего, в качестве наиболее очевидной причины можно отметить существенное изменение системы образования, произошедшее в это время. XX век стал временем, когда был окончательно ликвидирован «сословный принцип», сопровождавший эту отрасль с самого момента ее возникновения. Согласно ему образование требовалось лишь представителям (детям) элиты (правящих классов), остальное население должно было лишь уметь понимать их указания. Конечно, движение к этому началось задолго до 1900 года. С эпохи Просвещения стала развиваться мысль о том, что именно образование может стать инструментом, способным улучшить нравственный облик человека (за что данный период и получил свое наименование). Однако вплоть до двадцатого столетия практический упор делался лишь на грамотность – способность читать, писать и выполнять элементарные арифметические действия. Образование, как таковое, оставалось уделом «избранной» части населения (впрочем, для стран «второго эшелона», вроде России, и общая грамотность оставалась несбыточной мечтой).

Решительное изменение этой практики началось лишь после Первой Мировой войны, когда был сделан курс на массовое среднее образование. А после Второй Мировой пал и последний «форпост» «старого мира» - высшая школа. В итоге для огромного количества людей возникла возможность включиться в систему получения и обработки знаний, обрести навыки обработки информации и умение соотносить ее с реальностью. Результатом стал взрыв инновационной активности, проявившийся в том самом огромном количестве изобретений и открытий, совершенных по всему миру. Однако одним только образованием изменение мира, произошедшее после в 1920-1970 годы, не ограничилось…

Межвоенное и послевоенное время (особенно послевоенное) вообще можно охарактеризовать, как период максимального снижения социального расслоения в обществе. Именно в этот период были «пересмотрены» такие базовые «константы» человеческой цивилизации, как разделение на «элиту» (т.е., «лучших людей», знающих, как управлять обществом) и «массы», пригодную только к исполнению воли аристократии. ХХ век изменил это положение, не только проведя реальную демократизацию общественной жизни, но, что еще более важно, создав реальный слой людей, занимающихся управлением. Случилось то, что предсказывалось еще в прошлом столетии: управление из «области избранных» стало всего лишь одним из видов трудовой деятельности, утеряло свой сакральный облик и превратилось во вполне осознаваемую и прогнозируемую вещь. В итоге был создан слой людей, не являющихся эксплуататорами и живущих «своим трудом», но при этом имеющих достаточный вес в обществе: специалистов в различных областях, ученых, учителей и т.д. Это «новое издание» мелкой буржуазии, невозможное в прошлом (когда неизбежной была «пролетаризация» основной части людей, и мелкобуржуазные слои, как казалось, уходят в прошлое), указывало на фундаментальные изменения, происходящие в мире.

О причине подобного будет сказано ниже. Пока же отмечу, что подобное  «упразднение аристократии» неизбежно порождало огромное противодействие, выявляющееся в самых разных видах. Начиная от идей «восстания толпы» и «психологии масс», ставших особенно популярными в 1920 годы, и заканчивая до появления подчеркнуто элитаристских режимов в Италии, Испании, Германии и т.д. Однако исторический процесс был неостановим, и даже самые активные действия по защите идеи «разделенного мира» потерпели поражение (пускай и ценой колоссальных жертв). Поэтому «послевоенный мир», как таковой (т.е. 1950-1970 годы), представлял собой дальнейшее движение к снижению уровня разделения в обществе и повышения его «прозрачности» для различных социальных слоев. От модели «общества 10%», каковое являлось для человечества нормой в течении веков, развитые страны перешли к модели «общества 2/3».

Подобная модель, с опорой на «средний класс» (вместо прежней элитарной концепции) , в свою очередь, привела к росту инновационности общества, когда повышение квалификации работников приводило к большей рентабельности высокотехнологичных производств, нежели ранее. И наоборот. В конце-концов, подобная ситуация создала иллюзию «устойчивости прогресса» и его необратимости, когда считалось, что «завтра будет лучше, чем вчера», а дети будут жить лучше родителей. Правда, у всего этого был и явный недостаток: подобное положение трактовалось, как естественное, а следовательно, огромное число социальных подсистем выстраивалось с учетом данного фактора. Поэтому переход от инновационного общества к обществу стагнирующему (т.е. тому, в котором мы существуем) оказался довольно быстрым и очень «легким», не имеющим сопротивления: просто потому, что мало кто полагал, что это вообще возможно.

Однако о причинах этого подобного перехода и механизмах, приведших к нему, мы поговорим позднее. Пока же следует признать, что основания для научно-технического прогресса (и стагнации) находятся в полной зависимости от социального устройства общества. Именно поэтому прогресс во всей человеческой истории никогда не развивался равномерно: за периодами усиленного роста периодически наступал период остановки и даже отката назад. (Самый известный пример подобного – «Темные века»). Однако нам, конечно, интересен именно момент развития, а не распада –т.е. тот фактор, который привел к указанной инновационности. Вернее, к тем общественным изменения, которые, в свою очередь, привели к ней.

Думаю, что и с этим фактором особой проблемы нет, особенно после рассмотрения послевоенного развития. Речь идет о воздействии на мир (на развитые страны в первую очередь, но и на всех остальных тоже) первого в мире социалистического государства – СССР. Впрочем, я уже не раз писал о важности влияния СССР на развития базовых отраслей послевоенного мира: ракетостроения и космической техники, авиации, микроэлектроники и вычислительной техники и т.д. Но следует понимать, что только этими отраслями, находящимися в прямой связи с послевоенным противостоянием мировых держав, дело не ограничивалось. Дело в том, что требуемое для успешного развития изменение устройства общества (вроде массового высшего образования и всеобщего среднего, усиления роли естественных наук в обществе и охват его системой технического и научного творчества) были так велики, что вызывали теневое воздействие во всех остальных отраслях. Иначе говоря, если в обществе стало принятым заниматься «передовыми отраслями», а не тупо «делать деньги» (хотя бы потому, что на «передовые отрасли» эти самые деньги гарантированно выделяют), то количество людей, пошедших в науку будет велико.

Но, как не странно, данное воздействие не ограничивается исключительно послевоенным временем. «Тень» СССР, накрывшая мир, нет смысла связывать исключительно с ситуацией Холодной войны – просто в этот период она наиболее ярко выражена. Но в более слабой форме это воздействие начало действовать с самого начала существования страны, когда стало ясно, что накрывшая Россию Катастрофа не привела к неизбежному, как казалось, разрушению страны, а напротив, создала общество, способное справиться с сильным внешним давлением (интервенцией, торговым эмбарго, разрухой и т.д.) Именно тогда многим стало ясно, что за казавшимися до этого бредовыми идеями марксизма стоит что-то реальное. И что раз рабочим удалось взять власть в одной стране – то ничто не помешает это сделать и в другой. Правда, Революцию в Германии удалось задавить, пусть и с трудом, однако ничто не гарантировало того, что в следующий раз это удастся сделать.

Именно поэтому мир после Первой Мировой войны представлял собой систему, в которой делалась попытка как-то согласовать интересы рабочих и хозяев. Пусть пока еще крайне непоследовательно – и власти еще срывались в прямое силовое подавление рабочих выступлений, но уже ощущая предел данного метода. Именно поэтому пресловутое увеличение эксплуатации, которое предсказывалось классиками, перестало работать. Да, можно было ради компенсации падения нормы прибыли попытаться снизить зарплату, а возмущения подавить пулеметами – но не было гарантии, что после этого над страной не взовьется красный флаг. Именно поэтому бизнес был вынужден сделать то, что он не сделал бы в иной ситуации никогда: конкурировать не за счет снижения зарплаты, а за счет внедрения новых технологий. Разумеется, этот путь существовал и до данного момента, и он даже как-то работал – но лишь «вторичным» по отношению к росту эксплуатации. А теперь он стал основным.

Именно поэтому вместо ожидаемого снижения зарплат пошло их повышение, компенсируемое ростом средней квалификации работника (вместо снижения последней). Результатом данного процесса стало появления указанного выше слоя специалистов: «нового мелкобуржуазного класса». Этот мелкобуржуазный «класс» (впоследствии ставший известным под названием «средний класс») не являлся «классическим» мелкобуржуазным классом, «вырастающим» из пережитков феодализма (как крестьяне или ремесленники), а был следствием новой действующей исторической силы, не существовавшей до того. Революция 1917 года оказалась тем самым явлением, что предсказывали «классики» - а именно, Революцией мировой. Вот только путь ее оказался гораздо более сложным, нежели то, что полагалось вначале. Вместо «линейного» развития, охватывающего одну страну за другой, тут происходило намного более сложное, «внутреннее» изменение капиталистического мира, приводящая к «выращиванию» внутри его социалистических подсистем.