anlazz

На самом деле беда конспирологии состоит вовсе не в том, что она предполагает наличие разного рода «тайных правительств», «заговоров элит» и прочих несуществующих реально конструктов. А в том, что данные конструкты оказываются основанными на крайне архаичных идеях – тех самых, которые господствовали в мире во времена сословного общества. Конкретно же – на представлении о главенствующей роли личности в истории (цари и герои), а так же представлении о всемогуществе и всесилии элит. Т.е., на идее о том, что все пожелания «сильных мира сего» неизбежно будут воплощены в жизнь, а так же о том, что все, что в этой «жизни» существует, есть результат желания элит.

Подобная идея господствовали в общественном сознании человечества в течение тысяч лет – и, например, практически вся «великая литература» насквозь проникнута данной концепцией. Поэтому нет ничего удивительного в том, что даже после того, как указанное представление было неоднократно дискредитировано,  опровергнуто и заменено – самыми различными альтернативами, начиная от «цивилизационной концепции» Тойнби и заканчивая историческим материализмом Маркса – обыватель все равно постоянно «скатывается» к подобной картине. Правда, в связи с определенными особенностями современного бытия он вынужден вместо прямого принятия идеи «всемогущих хозяев мира» маскировать ее в разного рода «конспирологические формы». (Дескать, конечно, президенты и министры не являются всемогущими полубогами, меняющими Вселенную по собственной воли. Но вот некие «тайные властители» вполне на эту роль подходят.)

Но об этом будет сказано чуть ниже. Пока же стоит отметить, что сама «волюнтаристкая картина мира» даже для современных предствлений выглядит крайне наивно. Хотя бы потому, что даже современный человек, в общем-то, понимает, что для «всесилия» необходимо, прежде всего, всеведение. То есть, доступ к полной и неискаженной информации по тем или иным вопросам. Что в условиях торжества лжи – свойственной для конкурентно-иерархического мироустройства – является невозможным. В том смысле, что при подобном устройстве каждый человек воспринимает иного человека как противника – со всеми вытекающими последствиями.

Но даже получение – по какой-нибудь фантастической причине – полностью правдивой информации к «всеведению» не приводит. Поскольку для него требуется не просто иметь адекватные знания о происходящем – но иметь адекватные знания о всем происходящем. (А не о некоторых выборочных его моментах.) Что, понятное дело, вероятно еще менее, нежели наличие отдельных неискаженных информационных каналов. А значит, пресловутые «элиты» просто не имеют возможности быть «всемогущими». (Поскольку на любой их «хитрый план» всегда найдется какой-либо неизвестный фактор.)

Впрочем, в действительности дело обстоит еще интереснее. В  том смысле, что в реальности никаких «элит» в конспирологическом понимании – т.е., единых субъектов, способных к принятию однозначных решений – не существует. Поскольку все личности, находящиеся «наверху» иерархической социальной пирамиды, на самом деле так же подчиняются принципу конкуренции, как и все остальные. Впрочем, нет: на самом деле они подчиняются ему гораздо сильнее, поскольку в подобном положении даже самое слабое противоречие разрастается до космических масштабов. (Скажем, если финансисты с оборотами в десятки, а то и сотни миллиардов долларов ведут спор за «полпроцента чего-то», то эти «попроцента» будут составлять совершенно астрономическую сумму.)

И поэтому «высшие» неизбежно воспринимают друг друга не иначе, как заклятых врагов. Могущих только уживаться друг с другом при помощи сложной системы сдержек и противовесов, которая, в общем-то, практически обнуляет возможность принятия реально значимых решений. (Любое изменение системы ведет к изменению всех этих «сдержек» - что по правилу Ла Шателье приводит к мощному противодействию.) Поэтому когда реально возникает необходимость хоть какого-то «общеэлитарного» действия – как, скажем, в случае с противодействием Covid-19 – то мы можем наблюдать одновременно многочисленные, но при этом жалкие и полностью разрозненные решения. (Которые в реальности только ухудшают ситуацию.)  А то и простую «грызню» между разными «сторонами». Начиная с того, что начале эпидемии одни страны прямо отнимали у других жизненно-важные товары – от масок до апаратов ИВЛ. И заканчивая обострением внутриполитической борьбы, вылившейся, например, в известный цирк с прошлогодними американскими выборами.( Collapse )

Израиль – это небольшое государство на Ближнем Востоке с численностью населения в 9 с небольшим миллионов человек. Разумеется, данная информация вряд ли может быть названа исчерпывающей по отношению к указанной стране – но в данном случае ее почти достаточно. «Почти» - потому, что речь пойдет об явлении, собственно с Израилем не связанном, однако при этом отсылающем к нему.

А именно: о том, что для многих ковидотрицателей и антипрививочников именно Израиль стал одним из символов «неэффективности прививок» и, вообще, борьбы с «ковидом». Причина подобного в том, что он оказался одним из самых «вакцинированных» стран в мире: прививки тут начали делать еще в декабре прошлого года, а к середине этого лета количество вакцинированных (обоими дозами) было доведено до 60%. Более того: именно в Израиле началась массовая кампания по ревакцинации – т.е., по повторному прививанию тех, у кого прививки были сделаны в начале года. (Что позволило бы компенсировать неизбежное снижение иммунитета со временем.)

Тем не менее, пресловутая «четвертая волна» не обошла данную страну – и в начале сентября тут было по 10 тысяч заболевших каждый день. (Пик наблюдался 9.09, когда заболело – а точнее, выявилось – 26 тыс. человек.) Подобное положение вызвало немалое воодушевление у отечественных «антипрививочников», которые радостно назвали его «полной дискредитацией прививок». (По крайней мере, от Covid-19, хотя некоторые шли еще дальше – до признания неработающей всей «прививочной технологии».) Поэтому в течение августа-сентября различные интернет-источники (по крайней мере, русскоязычные – что, впрочем, не удивительно) были заполнены многочисленными статьями, постами и комментариями на тему бесполезности или вреда прививок. (Ну, и «для компании» еще и борьбой с масками – а так же всего остального, вплоть до протоколов лечения больных.)

Но время идет – и вдруг выясняется, что в настоящий момент в Израиле число заболевших снизилось до 1000 с небольшим человек, а количество умерших – до 10 и менее. Для сравнения: в городе Мосва с 12 миллионами людей – что сравнимо с израильскими 9 миллионами – за сутки сейчас выявляется более 6000 случаев заражения, а умирает от болезни ежедневно по 60-70 человек. При этом, кстати, стоит понимать, что реальная «точность выявления» у нас достаточно мала, поскольку мало кто «добровольно» сдает тесты на заражение. Поэтому где-то 90% «выявленных» - это люди, пришедшие в поликлинику, т.е., имеющие явные признаки заболевания.

Причем, следует учесть, что огромное количество людей – пенсионеры, самозанятые и т.д. – при легком протекании болезни в поликлинику не идут. И  в статистику заболеваемости не попадают. О пресловутых «бессимптомных» - то есть, переносящих болезнь очень легко (насморк, легкое недомогание) и говорить нечего.

В то время, как в Израиле речь идет о действительно массовом ПЦР-тестировании, при котором каждый день тесты делаются 1-1,5% всего населения. (Не только у заболевших.) Поэтому в израильские «инифицированные» попадают те, кто в наших условиях вообще не учитывается в качестве больных. Впрочем, в данном случае это не важно. Важно то, что израильский пример показывает тот факт, что сбить очередную «волну» распространения инфекции при помощи массовой вакцинации, в общем-то, возможно. Хотя понятно, что в текущих условиях даже 60% вакцинированных для этого совершенно недостаточно для того, чтобы полностью блокировать распространение инфекции. (В конце концов, 60% от 9 млн. – это 5,4 млн. человек. То есть, остается еще 3,6 млн., которые имеют очевидную возможность заболеть.)

Однако существенно снизить ее опасность это – как показывает израильский опыт – помогает. («Ширина» волны по сравнению с прошлым разом тут была «сбита» вдвое( Collapse )

Как уже было сказано в прошлом посте: самое интересное в современной социальной динамике состоит в том, что она в корне отличается от того, что было еще недавно. В том смысле, что современная цивилизация находится вовсе не стационарном состоянии – в каком она находилась несколько последних тысяч лет – а напротив, испытывает сейчас фундаментальный переход. В процессе которого изменяются базовые основы общества, бывшие неизменными в течении практически всей «письменной истории». А именно: происходит смена общественного устройства с сословного – в котором каждый человек является «винтиком» некоей изначально установленной «мировой гармонии» - в общество равенства.

И все социальные состояния, которые мы наблюдаем в последние пару веков – начиная с буржуазной республики после Великой Французской Революции и заканчивая социалистическими государствами – являются лишь переходными моментами на данном пути. Равно как переходным выступает и современное состояние общества – которое, вдобавок, является еще и откатом по отношению к социальному мироустройству. Отсюда нетрудно понять, что в подобном мире практически невозможно наличие неких «неизменных норм», которые надо поддерживать для того, чтобы обеспечить благополучие и лучшую ситуацию на будущее. Скорее наоборот: в данной ситуации никакие социальные стратегии не могут рассматриваться, как «долговременно оптимальные». (Разумеется, если вести речь о массовых, общепринятых социальных стратегиях – но об этом будет сказано чуть ниже.)

Подобную  особенность бытия можно очень хорошо увидеть на примере прошлого века – в котором жизнь обывателей кардинально ломалась раз в три-четыре десятилетия. (А порой – и на более коротких временных участках.) И поэтому чуть ли не каждое поколение тут испытывало очень серьезный «облом» и крушение всех своих представлений – начиная с «потерянного поколения» 1900 годов рождения, и заканчивая современными «зумерами». И, пожалуй, единственно более-менее «спокойно пожившие люди» - это европейцы 1930 г.р. Которые родились уже в урбанизированном мире и застали войну детьми – а серьезные изменения, наступившие после гибели СССР, пришли к ним лишь в 2010 годах. (Когда большая часть этих людей уже стала отходить в «мир иной».) Но и то, данный «покой» можно считать весьма условным: например, на люди 1930 г.р. пережили ту же «сексуальную революцию» 1960 годов и «правый поворот» 1980 годов.

А вот же «бумеры», например, уже успели «вкусить» - помимо указанных моментов – и «радость» текущего неолиберального шабаша с отменой пособий, и бред с «гендерной самоидентификацией», и текущий кризис с пресловутым ковидом. Что уж тут говорить про остальных – в особенности, молодежь, которая после относительно сытых 2000 годов оказалась погружена в поток все нарастающих проблем. Понятно, что их жизнь еще изменится, причем изменится неоднократно – и много сильнее, нежели это можно представить сейчас. На этом фоне все привычные возмущения «старших поколений» на тему молодежи можно честно «закрывать»: в действительности все происходящее есть только ничтожная часть и будущих, и прошедших перемен.

И современный молодой человек, который – с т.з. «старших» - относится к «поколению снежинок», постоянно «тупит в смартфон», и даже порой занимается выбором своего «гендера», в действительности не является каким-то «извращенцем». Напротив, его поведение прекрасно ложится в рамки тех изменений, которые  идут в «психологии» массового человека вот уже более 100 лет. И которые должны привести его из того «полуживотного», ориентированного на выживание состояния, в коем массы находились в течение тысяч лет сословного мироустройства в состояние полной «осознанности» и рациональной свободы поведения. (Которое характерно для людей будущего мира.)

Впрочем, о последнем надо будет говорить отдельно – тут же можно только отметить, что связан этот процесс со сложной эволюцией базиса нашей цивилизации: связки производственных отношений и производительных сил. ( Collapse )

Разумеется, описанная в прошлом посте ситуация с «национальными символами» может показаться не слишком важной: в конце концов, какая разница – считают ли символом России медведя с балалайкой или опоссума с велосипедом. Но на самом деле этот момент является прекрасной иллюстрацией одного из важнейших свойств человеческой истории. А именно: того, что все современные социумы, фактически, выступают «новоделами» по отношению к векам – а то и тысячелетиям – своего формального существования. В том смысле, что базовые их структуры были сформированы, в лучшем случае, во второй половине позапрошлого столетия, а чаще всего – вообще речь идет о 1930-1950 годах.

Причем касается это именно что всех – начиная с Китая и заканчивая Британией. И даже относительно «молодые» США так же пережили подобную перестройку: Штаты до Гражданской войны и Штаты после Реконструкции – это совершенно разные общества. Впрочем, в 1920-1950 американское общество так же прошло через радикальные изменения. Так что США 1840, 1910 и 1950 годов – это, фактически, три разновидности общества, мало похожие друг на друга. В том смысле, что люди в данных обществах имеют совершенно различные стратегии и тактики социального поведения, не говоря уж о базовых ценностях. (Понятно, что так сказать можно не только об американцах.)

И связано это, разумеется, с уже не раз рассматриваемым фундаментальным цивилизационным переходом – переходом от общества сословного, разделенного на четко определяемые категории господ и рабов к обществу единому, основанному на идее равенства всех людей. Начался этот переход еще в позапрошлом веке с серии буржуазных революций – которые, фактически, продекларировали равенство, хотя, понятное дело, оставили его чисто формальным. (На уровне гражданских прав – да и то ограниченных имущественным цензом.) Тем не менее, даже это было очень серьезным изменением на фоне всей остальной человеческой истории, прошедшей под эгидой «мировой гармонии». Т.е., некоей системы, в которой каждый человек занимает свое, вполне определенное место – кто из золотой посуды ест, а кто сортиры чистит – и изменить это невозможно, ибо так заведено свыше. (Иначе говоря, сословного общества.)

Ну, а самое главное: эти самые буржуазные преобразования смогли «запустить» дальнейший процесс, приведший к Великой Пролетарской Революции 1917 года, ставшей вторым важнейшим этапом Перехода. В том смысле, что именно это событие привело к очень серьезному изменению в плане оплаты труда большинства: если до 1917 года рабочим (за исключением узкого круга «рабочей аристократии») платили лишь самый минимум – дабы те не умерли с голоду – а пособий практически не было, то уже в 1920 годах ситуация изменилась. Поскольку и зарплаты стали расти, и пособия по безработице или по болезни появились, и нормированный рабочий день стал обычным явлением, и техника безопасности на производстве начала применяться.

И даже Великая Депрессия – несмотря на всю ее тяжесть и кошмар – смогла лишь на время приостановить указанный процесс. После Второй Мировой войны же он еще ускорился, превратив жизнь «обычного человека» из вечного выживания в приятное времяпровождение. Впрочем, о данном моменте писалось уже неоднократно – равно, как неоднократно писалось о том, чем было вызвано подобное изменение. Поэтому подробно рассматривать его тут мы не будем, а просто еще раз укажем на то, что человеческое общество (в развитых странах) «образца 1960 года» (например) кардинальным образом отличается от человеческого общества «образца 1860 года». А уж от общества «образца 1860 года» в нем практически не осталось ничего. Даже если это общество находится территориально на том же месте, что и раньше – то есть, формально если речь идет об одной и той же стране.( Collapse )

Вообще интересно, насколько ошибочно наше понимание ряда социальных реалий. Скажем, в плане понимания «национальной нормы», «национального менталитета». Впрочем, как уже говорилось, подобная проблема возникает вообще с любой «нормой», которая в большинстве случаев оказывается явлением, возникшим совсем недавно. (Как правило, в 1950-1970 годы, хотя бывает и позже.) Связано это, разумеется, с тем, что за последний век человеческое общество изменилось очень и очень сильно, причем особенно это касается нашей страны. (Впрочем, и Европа с Америкой тут не очень отстают.) Если же брать чуть более длинный срок – скажем, лет 200 – то можно увидеть, что за это время большая часть социальных (и иных) практик сменилась на полностью противоположные.

Впрочем, обо всем этом будет сказано чуть позднее. Пока же обратимся к наиболее простой – и наиболее забавной (если так можно говорить) теме, которая прекрасно иллюстрирует вышесказанное. К т.н. «национальным символам». Для примера возьмем Россию. Ну какие «национальные символы» тут приходят прежде всего на ум. Конечно же медведь, играющий на балалайке и держащий в руках бутылку водки. Ну, и прочие матрешки-самовары-кокошники. Есть еще «калашников» - в смысле, АК-47 – и ядерный реактор, но это понятно, уже новодел…

Однако при внимательном рассмотрении становится понятным, что новоделом является и все остальное. И, скажем, пресловутого медведя в качестве символа России впервые использовали англичане во время Крымской войны – в качестве символа тупой и неповоротливой силы. (То есть, в виде чистой карикатуры.) Что же касается самих русских, то у них данное животное никогда не имело особой популярности, и в том же фольклоре использовалось как раз в указанной выше коннотации. (Впрочем, «медвежьи качества» примерно одинаковы в сказках у всех индоевропейских народов.)

И чуть ли не впервые положительное значение медведь приобрел только… во времена Московской олимпиады 1980 года. (В связи с выбором в качестве талисмана.) Именно с того времени «Топтыгин» стал рассматриваться не как противник русского человека – а как его «второе я». То же самое можно сказать и про все остальное. Скажем, балалайка была введена «в оборот» лишь в конце XIX века Василием Андреевым, который фактически извлек из ее из забытья. (До Андреева инструмент был практически забытым, использовался лишь простонародьем в некоторых ограниченных местностях.) Интересно, что Андреев «воскресил» практически для все щипковые народные инструментов, вроде домбр и гуслей, а так же пресловутый бубен. А реально массовым инструментом балалайка стала лишь в начале XX столетий.

Как, впрочем,  и матрешка – коя была придумана в рамках «нациобилдинга», запущенного Николаев Вторым в 1890 годах. И реально ее «отцами» следует считать не неких безызвестных народных мастеров, а одного из известных «академических художников» Сергей Малютина, работавшего в рамках т.н. «русского стиля». Который, кстати, практически копировал «национально ориентированное искусства» европейских государств. (Прежде всего, Германии, «национальную культуру» которой так же практически с нуля создали художники и поэты XIX столетия, полностью «переписав» базовые особенности обителей вновь созданного государства. Так что указанное явление – как уже было сказано - универсально)

Ну, и т.д., и т.п. В том смысле, что практически все признаки «русской нации» в действительности имеют своих «отцов» в лице тех или иных людей с академическим образованием. И т.н. «русские песни», «русские танцы», «русские одежды», «русские сказки» и т.д. – практически все это было порождено или в 1880-1910 годах, или же в 1940-1950, когда в нашей стране был сформирован государственный заказ на «национальное». Разумеется, делалось это на основании неких реально существовавших образцов – но, во-первых, как уже было сказано, эти образцы были локальными. (Сохраняющимися лишь в отдельных селах.) А, во-вторых, все это было приведено в соответствие с «академическими нормами» культуры. (Литературы, музыки, танца, живописи и дизайна.) Так что то, что мы сейчас считаем «народным», в действительности имеет большее отношение к разработкам европейских художников, литераторов и музыкантов Нового Времени, нежели к реальной фольклорной основе.

Кстати, смешно говорить, но даже водка – и связанное с ней «русское пьянство» - в реальности стала частью жизни народа лишь благодаря стараниям Николая Первого.( Collapse )

Кстати, многие ли помнят, как любили у нас смеяться над «ну-у-у тупы-ы-ми» американцами в 2000 годах. Если кто не помнит, то это была «фишка» популярного эстрадного сатирика Михаила Задорнова, который приводил какой-то пример из «американской жизни», высмеивая реакцию жителей США – и получал взрыв смеха в зале. (И у телезрителей.) С очевидным смыслом: американцы утеряли элементарные навыки работы руками и элементарный здравый смысл, действуют всегда по инструкции – не отходя от нее ни на шаг – ну и т.д. и т.п.

Разумеется, тут не стоит говорить о том, что подобные насмешки имели исключительно компесаторную функцию. Поскольку Россия в указанный период (конец 1990 нач. 2000) находилась в самом жалком положении в истории как в плане экономики – например, средняя зарплата была равна 80 (кажется) долларов, средняя пенсия еще меньше – так и в плане политики. (США открыто диктовала РФ то, как надо действовать.) На этом фоне рассматривание «мелких грешков» гегемона давало хоть какую-то разрядку: дескать, пусть американцы живут сверхбогато по нашим меркам, но зато они не могут заколотить гвоздь и приготовить борщ.

Это все понятно. Однако, ИМХО, гораздо более интересно другое – то, что значительное число этих самых «американских недостатков» (примеров пресловутой «тупости») в действительности оказались на самом деле не американскими. А наоборот: интернациональными, присущими всем обществам, находящимся на определенном этапе развития. И наоборот: то, что мыслилось тогда, в начале 2000 годов как пусть несколько утрированным – но нашим, «русским» базовым преимуществом – в действительности было преходящим, совершенно исчезнувшим к нынешнему времени. И в реальности российское общество 2020 по многим параметрам оказывается более близким к США 1990 годов, нежели к тому, что было у нас в совсем недавнем прошлом.

Взять, например, то же беспрекословное следование инструкциям, проектам и чертежам, в результате чего малейшая ошибка в них реализуется в реальности. (В то время, как совсем недавно было общепринятым устранять ее – или, по крайней мере, переспрашивать руководство.) Надо ли говорить, что сейчас это практически норма – скажем, строители могут с чистой совестью сдавать объекты с заложенной дверью, с криво поставленными окнами и т.д., ссылаясь на то, что «в чертежах так было». Впрочем, и чертежи-то современные представители отрасли –  в значительной мере набранные из «гостей нашей страны» - читать не могут, подчиняясь полностью воле прораба. В результате чего фотографиями «глупых и нелепых ошибок» оказывается завален весь интернет.

Причем только одной стройкой дело тут не ограничивается: в настоящее время практически во всех отраслях активно внедряется идея, состоящая в том, что никаких отклонений от указаний начальства не допускается. (Равно как не допускается и любая критика руководства.) В результате чего даже заметив проблему, работнику все равно оказывается выгодным продолжать следовать указаниям, не отступая от них ни на миллиметр. И это  считается «современной организацией производства». Какая уж тут «русская смекалка»? Да за один намек на нее работник быстро вылетит с предприятия без выходного пособия. То есть, еще раз можно сказать, что экономическое устройство победило пресловутый «национальный менталитет», показав, что первично, а что вторично.

 И такая картина наблюдается во всем, включая бытовые привычки. Скажем, современные молодые – да и не только – люди в РФ все меньше занимаются приготовлением пищи. Предпочитая покупать полуфабрикаты, а то и просто обедая-ужиная в разнообразных заведениях. То есть – так же, как и в пресловутых США, над которыми было принято смеяться лет 20 назад( Collapse )

Самое интересное в любых социальных процессах – это то, что они очень четко вписываются в «диалектическую схему». Например, в том плане что любое социальное изменение – даже самое-самое-самое наипозитивнейшее – неизбежно ведет к появлению серьезных проблем. То есть, в социальной реальности просто невозможна ситуация, когда после некоторого серьезного напряжения в решении важных задач становится возможным «расслабиться и отдохнуть», пожиная плоды трудов своих. Нет, тут ситуация развивается совершенно противоположным образом: разрешенные противоречия прошлого формируют противоречия уже настоящего. Которые необходимо сразу же начать решать – если не желаешь попасть в реальную катастрофу.

Так произошло в СССР  с описанной в прошлом посте урбанизацией – в том смысле, что она была жизненно необходима для нашей страны, причем любой ценой. (Отказ от создания мощной промышленности означал для Советского Союза не только потерю независимости – но и физическое уничтожение всего населения в ядерной войне.) Более того: урбанизация была необходима почти для каждого гражданина, поскольку повышала его уровень жизни на порядок. (Традиционный крестьянин всегда и везде существует на границе выживания – даже если вести речь о наиболее зажиточных представителях данного класса. Поэтому «декрестьянизация» общества – это крайне позитивный и абсолютно выгодный процесс практически для всех.)

И, тем не менее, именно этот процесс привел к крайне серьезным проблемам для Советского Союза – проблемам, которые впоследствии стали фатальными. Произошло это потому, что вопрос о последствиях столь быстрого изменения советского общества был недостаточно проанализирован последним – а точнее, он практически не рассматривался им. В том смысле, что – неявно – в обществе было принято решение о том, что сложившаяся в 1960-начале 1970 годах ситуация есть некая «социальная норма», и что она будет неизменной в уже новой «городской» цивилизации. Разумеется, о том, почему так случилось – то есть, почему и советское руководство, и сами советские граждане решили, что достигли некоего «плато развития» («развитой социализм») – надо говорить уже отдельно. Тут же можно только сказать, что подобная уверенность в указанный период была практически повсеместной: в «плато» верили и члены Политбюро, и рядовые советские граждане.

При этом в действительности наблюдалось обратное: процесс «превращения» вчерашних селян в обитателей города развивался крайне нелинейно, с образованием разнообразных «волн»: демографических, «производственных», образовательных, «потребительских» - а так же со значительным изменением образа жизни вроде как «тех же самых» горожан. Например, в плане потребления – которое то оставалось аномально низким для городских жителей (1960-пер. половина 1970 годов), то так же аномально возрастало (1980 годы). Или в плане ряда «привычек»: скажем, питие алкогольных напитков очень сильно возросло на «первом этапе» урбанизации. (Настолько, что привело к аномальному – относительно имеющегося уровня обеспеченности основными благами и развития медицины – падению продолжительности жизни мужского населения страны. Или, скажем, в плане поведения «молодежи», уже к концу 1970 годов охваченных огромной волной деструкции – при том, что «объективных» причин у этого так же не было. 

Самое неприятное тут, разумеется, то, что предсказать подобное поведение было, в общем-то, вполне возможно. ( Collapse )

Интересно: но мало кто понимает, что  одной из главных причин того, что сейчас принято именовать «проблемами СССР», выступала его быстрая. Можно даже сказать «сильнее»: это была самая главная причина, которая привела людей к отрицанию и социализма, и самой страны. В том смысле, что наиболее «отвратительные» вещи там продуцировались вовсе не благодаря особенностям политики, идеологии, экономики и т.д. – а именно что благодаря указанному фундаментальному изменению образа жизни людей с сельского на городской. (Даже пресловутые межнациональные конфликты так же, в значительной степени, были связаны именно с данным процессом.)

Дело в том, что менее, чем за 60 лет – с 1920 по 1980 годы – наша страна перешла из состояния традиционного аграрного социума с 84% сельского населения и 16% городского  к состоянию индустриального городского социума с 75% городских и 25% сельских жителей. При этом стоит понимать, что изменилось не только количественное, но и качественное состояние: скажем, в том же начале 1920 годов большая часть горожан – по крайней мере, те, кто проживал в малых и средних городах – по образу жизни мало чем отличались от обитателей села. В том смысле, что они держали скотину, имели огороды, а многие даже обрабатывали наделы земли под зерно.
Надо ли говорить, что жизнь этих самых формальных «горожан» определяласть теми же самыми природными ритмами, что и жизнь формальных селян. (И вообще, на начало века в России было всего лишь два (!) города в современном смысле: Петербург и  Москва. Ну, может быть, еще Одесса – а вот Киев уже был «большой деревней». Так же, как Нижний Новгород или Ростов. Впрочем, и с Москвой тут не так однозначно.)

Что это значило? А значило то, что подавляющее число обитателей страны существовало в условиях, которые мало чем отличались от условий не только XIX столетия, но и какого-нибудь XVI века. (Да что там 16 век – та же деревянная соха была практически такой же, как соха, которой пахали землю во времена Гомера!) С соответствующим отношением к жизни, которая в течение тысяч лет балансировала на грани выживания. Для которого была, например, характерна потребность в минимальном количестве вещей. И все «лишние» уходили на тезаврацию - на сохранение ресурсов «на случай будущих неудач». (Причем, это именно тезаврация – т.е., создание сокровищ – а не инвестирование: прибылей с подобных вложений не предусматривалось в принципе.)

Именно отсюда проистекает множество парадоксального в поведении жителей СССР того же послевоенного (да и довоенного) времени. Например – крайне низкий рост потребления, который не удавалось «подстегивать» даже специально принимаемыми мерами, начиная с активной рекламы и заканчивая относительно низкими ценами. Скажем, автомобиль «Москвич-400» в 1955 году стоил 8000 рублей – или 10 средних зарплат рабочего. Но при этом особого покупательского энтузиазма не было – даже при выпуске в 30 тыс. машин в год они спокойно стояли в магазинах. Для сравнения – в начале 1980 годов ВАЗ-2101 стоил 7300 или 40 средних зарплат рабочего. И был страшным дефицитом, который надо было ждать несколько лет.

Или, например, огромное количество женщин еще в 1970 годы продолжали стирать вручную – хотя дефицита стиральных машин тогда не наблюдалось. (Более того: они делали это хозяйственным мылом при том, что стиральные порошки пошли в производство еще в 1950 годах.) То же самое стоит сказать и про систему общественного питания и производство полуфабрикатов, которые отторгались обществом вплоть до 1980 годов. Когда произошла смена поколений с соответствующими последствиями. В виде появления катастрофического дефицита, связанного с тем, что имеющаяся система распределения (торговли) оказалась не готова к тому, что  буквальным образом за несколько лет потребности людей возрастут в разу. (Приход «чисто городских поколений» начался где-то во второй половине 1970 годов, а в «активную фазу» вошел в 1980 – что и стало причиной пресловутых «пустых полок».)

Впрочем, об этом я уже неоднократно писал, и поэтому повторяться не буду. А лучше обращу внимание на другие, несколько  менее очевидные – но при этом так же важные – последствия сверхбыстрой урбанизации. Например, этот же процесс – т.е., наличие огромного количества бывших селян в городской социальной системе – породил то, что можно назвать «парадоксальной грубостью» позднесоветского общества.( Collapse )

Думаю, после прочтения двух предыдущих постов у многих возник вопрос о том, в чем же состоит причина нынешней вакханалии лжи? То есть, почему одни люди – по крайней мере, те, которые работают в СМИ – вдруг начали не просто врать, а нагло врать, придумывая разнообразные «хайкли-лайкли». А другие представители рода человеческого перестали – образно говоря – бить за это самое «хайкли-лайкли» в морду. Предпочитая, в лучшем случае, просто игнорировать подобную «информацию». (В большинстве же случаев смиренно потребляют.)

Подобное положение может показаться крайне странным, поскольку понятно, что господство ложной информации понижает возможности человека к долгосрочному прогнозированию. То есть, к тому самому действию, которое является базовым отличием разумного существа. Но на самом деле ничего удивительного в данной ситуации нет. Скорее наоборот: она – эта самая текущая эскалация обмана, перешедшая в фактический «информоцид» - является вполне закономерным последствием существующей социально-экономической ситуации. Со всеми ее вытекающими отсюда особенностями.

Дело в том, что в постсоветском неолиберальном капитализме вопрос об эффективности поведения в плане «работы с окружающей реальностью» - т.е., там, где действительно требуются навыки прогнозирования – является вторичным относительно вопроса о «перетягивании» на себя уже имеющихся ресурсов. Проще сказать: перераспределять сейчас важнее, нежели производить. А значит, первичным становится не умение повышать собственную эффективность, а умение снижать эффективность окружающих. Что, собственно, и производится при помощи вранья. (Ложные сведения, сообщаемые соседу, приводят к тому, что он проигрывает в конкурентной гонке.)

Связано это с тем, что – как уже не раз говорилось – «советский мир» (то есть мир до 1991 года) является избыточным для всех целей несоветского человека. Например, в плане образования: «постсоветизму» не нужно столько инженеров и ученых, поскольку он не настроен на опережающее развитие технических или иных систем. Или в плане здравоохранения: поскольку, как было сказано выше, особоквалифицированные специалисты стали не нужны, стало ненужным и поддержание высокого уровня здоровья населения. (Именно поэтому главным трендом последних трех десятилетий стало сокращение пресловутых «больничных коек» - минимальной учетной единицы медицины, характеризующей доступность медуслуг на человека.) Более того: избыточным оказался и уровень развития транспортных коммуникаций, энергетических мощностей и т.д.

Правда, в связи с тем, что развитие подобных систем крайне инерционно, они продолжали развиваться некоторое время и после сокращения вложений. Скажем, те же «информационные технологии» пережили свой взлет в 1990-2000 годы несмотря на снижение подготовки инженерных кадров. (Их «вытащили» те спецы, которых с избытком «наготовили» в 1970-1980.) Более забавная ситуация была в том же здравоохранении, где при уже описанном сокращении затрат происходило увеличение важнейшего формального показателя: продолжительности жизни. (Это даже позволяло шутить о том, что в действительности чем меньше доступность врачей, тем больше живут люди.) Разумеется, на самом деле ничего удивительного тут не было: дело в том, что здоровье человека – показатель «интегральный», учитывающий все периоды его жизни. И поэтому, опять-таки, огромные вложения, сделанным в 1970-1980 годах в отрасль, позволили не просто избежать провала, но и демонстрировать некий рост. (Проще сказать, здоровое детство, юность и молодость однозначно увеличивает здоровье в старости.)

В любом случае, необходимость адекватного понимания мира – как уже было сказано –тут оказывается ненужной. (Если честно, то в некоторых условиях – скажем, в постсоветские 1990 годы – она стала, вообще, вредной. ( Collapse )

А вообще, текущая ситуация со СМИ – а именно, положение, в котором любые новости воспринимаются, как ложные по умолчанию – крайне интересна. В том смысле, что подобное положение может рассматриваться, как новое по сравнению с последними несколькими столетиями – по крайней мере, теми, которые относятся к «эре Гутенберга». То есть – к периоду после внедрения книгопечатание, которое сделало информацию на несколько порядков более доступной, нежели до этого, и одновременно на несколько порядков более достоверной.  Достоверной потому, что  механизмы информационного обмена, господствующие до этого – в виде устной передачи сведений – характеризовались большим количеством ошибок. (Быстро сводящих любое сообщение к хаотическому характеру – см. древние и средневековые «географические описания».)

Печатная книга же позволила осуществлять копирование с минимум искажений, в результате чего возникло некое «верифецированное инфопространство», ставшее, в свою очередь, основанием для возникновения одного из самых мощных социальных механизмов: науки.  Но об этом надо, понятное дело, говорить отдельно. Тут же можно только сказать, что где-то XVI-XVII веков человечество жило при все более возрастающих возможностях получения верной (сознательно неискаженной) информации – и все базовые механизмы социума строились именно что на этой основе.

Разумеется, это не значит, что лжи не было: как уже не раз говорилось, та же пресса рассматривалась, как источник «ангажированных данных» еще в позапрошлом столетии. Но, во-первых, это касалось, прежде всего, периодических изданий, политически ориентированных. (Про то же, что политика – это, прежде всего, ложь, было известно еще со времен Древнего Рима.) Ну, а во-вторых, основным типом лжи до недавнего времени было замалчивание «неудобных сведений» и выпячивание сведений «удобных». (Скажем, информацию про то, что некий кандидат участвовал в коррупционном скандале, старались замять, а вот  о том, что он занимается благотворительностью – наоборот, трещали на всех углах.)

То есть, «традиционная ложь» всегда сохраняла связи с реальностью. В отличие от этого господствующим типом лжи «сверхнового» (постсоветского) времени становится произвольное придумывание фактов, зачастую не имеющих ничего общего не только с происходившем на самом деле – но и со здравым смыслом. (Например, пресловутое «применение химического оружия» в Ливии и Сирии. Которое невозможно, прежде всего, потому, что не дает вообще никаких преимуществ применяющему.) Более того: указанная эскалация лжи давно уже «перелилась» за пределы политических изданий, охватив буквальным образом все. Включая научную и инженерную среду. (Скажем, параметры значительного числа «технических проектов» недостижимы в принципе.)

В результате чего современный человек оказался в фактически той же ситуации, что и человек «догутенберговой эпохи». В том смысле, что при формальном наличии – или даже сверхизбытке – информационных ресурсов реальную верификацию доставляемой информации произвести не удается. (При наличии 90% ложных источников даже статистические методы не работают.) Отсюда неудивительным становится то, что среди значительного числа людей начинают господствовать совершенно абсурдные идеи, которые «сделали бы честь» средневековым байкам о народе псоглавцев и морских девах.

Например – представление о том, что в позапрошлом (что-ли) веке была ядерная война, во время которой была уничтожена высокоразвитая цивилизация.( Collapse )